В Бельцах побывал сын умершего здесь венгерского военнопленного. Он рассказал «СП» о судьбе отца

В конце ноября Бельцы посетил сын венгра, погибшего в бельцком лагере для военнопленных в 1945 году. Пал Шимон и его дочь Юдит возложили цветы к памятнику соотетечественникам на старом кладбище Бельц, попытались найти места, где был похоронен их отец и дед и где располагался лагерь. Гость рассказал «СП» историю многолетних поисков отца, пропавшего, когда ему было всего 5 лет.

Пал Шимон родился в 1939 году. Всю жизнь проработал военным врачом, вышел на пенсию в звании полковника медицинской службы. В Бельцы он приехал во второй раз. В прошлом году его пригласили сюда члены общины венгерского селения Энченч — они ежегодно приезжают почтить память погибших здесь близких.

27 ноября гости посетили мемориал венгерским военнопленным на кладбище по ул. Дечебала. На кресте в память о жертвах лагеря установлен бронзовый барельеф, выполненный по образу маленькой деревянной статуэтки. Её вырезал отец Пала Шимона (его тоже звали Палом), когда он был в бельцком лагере. Затем его выжившие товарищи передали фигурку семье.

Выжившие узники рассказали родным, что мужчина вырезал ещё статуэтки своей жены и детей, но они остались в Бельцах. Возможно, их взял себе кто-то из работников лагеря.

По документам, погибших венгерских военнопленных хоронили неподалёку от тогдашней территории еврейского кладбища. Раскопки подтвердили эти данные и показали, что там покоятся останки тысяч людей.

Со временем еврейское кладбище разрасталось. Бельчане стали хоронить своих близких вокруг этого участка размером примерно 7 на 7 метров. Позже на это место стали складывать оставшийся после уборки могил мусор. Был он там и в день приезда гостей.

Пал Шимон набрал оттуда горсть земли. Он повезёт её к семейному склепу в Будапеште, где высечено и имя его отца.

Во время визита Пал Шимон поделился с «СП» воспоминаниями о конце войны, пленении отца и более чем 70 годах поисков.

«В канун Рождества пел колядки, следующим утром прятались от войны в подвале»

— Наша история начинается в конце Второй мировой войны, когда боевые действия дошли до Венгрии.

Бомбардировки англо-саксонских сил, начавшиеся 3 апреля 1944 года, означали, что война пришла и в нашу страну. Затем началось продвижение советских войск. Уже в октябре того же года в плен увели большинство мужчин из села Энченч, произошло танковое сражение у города Дебрецен, и по приказу Сталина войска попытались сходу взять Будапешт. Этого не случилось, и всё закончилось большим кровопролитием.

Планом «Б» оставалось окружение и оккупация столицы Венгрии, и, если не будет капитуляции — уничтожение защиты до последнего человека, при необходимости — и гражданского населения.

В канун Рождества, вечером 24 декабря 1944 года, я пел колядки в нашей квартире на первом этаже дома по улице Изабеллы, 87, в Будапеште. А уже в рождественское утро проснулся в подвале дома. Кольцо вокруг столицы сомкнулось, началась осада Будапешта. Потом ещё много лет нас обязывали называть это освобождением, но даже в голове 5-летнего мальчика, коим был я, отложилось слово «осада».

Пал Шимон: «Спустя много десятилетий поисков случилось то, что принесло мне душевное спокойствие».

«Самое яркое воспоминание штурма Будапешта — немецкий "Тигр"»

— Семья встретила эти события вместе. Отец служил в Институте военной картографии в качестве подофицера-резервиста. Это звание ему дали как учителю рисования с дипломом, полученным в художественном колледже. Он не участвовал в прорыве советской блокады в сторону Эстергрома (город примерно в 50 км от Будапешта. — «СП»), остался с нами.

Для меня, пятилетнего мальчика, штурм Будапешта запомнился оглушительным грохотом войны (гремели выстрелы из пушек и танков, взрывались снаряды, строчили пулемёты), постоянным страхом, снегами и сильным холодом. Когда что-то взрывалось, весь подвал ходил ходуном.

Во время одного из редких перерывов между боями мы вышли с родителями из подвала. Как сейчас вижу на углу улицы силуэт огромного «Тигра» (немецкого тяжёлого танка. — «СП»). Его форма сильно контрастировала с грязно-белым снегом вокруг.

«Пьяная стрельба стала обыденностью»

— Фронт подходил всё больше, советские войска дошли до бульвара Андраши. Двое защищавших дом немецких солдат вошли в подвал и попросили у нас дать им гражданской одежды, чтобы спастись. Мы дали им одежду. Всю ночь в доме и вокруг гремели выстрелы. Утром в подвале появились первые советские солдаты. Они были грязные и закоптелые от дыма, с автоматами на шее.

Мне на всю жизнь запомнилась эта сцена: мы, застывшие от страха, и завоеватели, которые вытащили из сумок кубики сахара и потребовали чая. Один из них взял на руки мою младшую сестру и что-то ей сказал, смеясь. Допив свой чай, они ушли.

Когда всё стихло, мы вышли во двор. Как сегодня вижу одного из зашедших к нам накануне немецких солдат. Он лежал на снегу с широко открытыми глазами, будто живой. Только красная дыра на его лбу говорила, что что-то тут не так. Отец оттянул меня от него.

Потом пришли остальные советские бойцы. Домогательства, «охота» на женщин, пьяная стрельба стали обыденностью. Мы с мамой прятались за горами полусгоревшей бумаги. Солдаты искали мою мать, звали «чистить картошку». Дедушка с бабушкой сказали им, что мама ушла со мной к врачу. Тогда мы решили, что нам лучше перебраться в место поспокойнее, в пригород.

«Отца взяли на три минуты, на маленькую работу. Больше мы его не видели»

— Если в Пеште бои уже заканчивались, то в Буде всё ещё грохотало по-прежнему. Там осада закончилась 14 февраля 1945 года.

18 января мы собрали пожитки в двухколёсную телегу и двинулись за город, на юг. Вокруг всё было в руинах, снег, холод. Повсюду лежали трупы людей, лошадей. Некоторые пытались отрезать от этих лошадей куски мяса (для меня это было чем-то ужасным).

Мы пробирались маленькими улочками, избегая людных мест. Пройдя несколько площадей, мы добрались до улицы Эльнёк. Там нас остановили несколько советских солдат, которые были там будто не случайно.

Мне навсегда запомнилось: ужас на лице мамы, младшая сестра в коляске, сестра постарше в повозке с нашими пожитками, я сам под руку с бабушкой и дедушка рядом с нами, и на фоне — церковь. Мы слышим окрик: «Иди, давай, давай!». Мы стоим, застыв, а другой солдат указывает на отца и говорит: «Ну давай, на маленькую работу, на три минуты».

Отец снял пальто, ведь речь шла о трёхминутной работе, надел свою шапку мне на голову и был готов идти. Мать сказала, что подождёт эти три минуты, но отец велел ей идти дальше и добавил, что догонит нас потом. Больше мы его не видели.

В августе 1945 года из плена вернулись два его товарища. Они рассказали о его смерти, о том, как его хоронили, принесли несколько личных вещей. Среди этих вещей была деревянная статуэтка, которую он вырезал в лагере № 103 с помощью куска ржавого обруча от бочонка. Статуэтка была его автопортретом.

Барельеф, сделанный на основе вырезанной в лагере деревянной статуэтки.

«Мне сказали забыть вопросы об отце»

— Мы, дети, не совсем понимали, что произошло. В семье не было принято говорить об этом при нас, чтобы не укоренять в нас боль. Один за другим, оставшиеся в живых пленные возвращались домой, а в нашу дверь так никто не постучал. Нам пришлось смириться с тем, что полученная в августе 1945 года весть оказалась правдой.

Став взрослыми, мы не раз ставили себе вопрос о том, что произошло с отцом. В 50-е годы не рекомендовалось упоминать о той «маленькой работе», на которую отвели отца. А если надо было упоминать о его исчезновении в официальных документах, можно было писать просто «военнопленный», либо не упоминать о нём вообще.

В молодости я спросил у советского офицера, есть ли сведения о лагерях, в которых держали иностранных пленных. Он посоветовал мне забыть этот вопрос и больше никому его не задавать, чтобы не попасть в неприятную ситуацию. Этот разговор произошёл в 1967 году.

Мама умерла молодой, в 37 лет (отец дожил до 33-х). Надежды узнать когда-либо правду у нас почти не было.

«Шанс что-то узнать появился только с развалом Советского Союза»

— Потом был развал Советского Союза, и пошли слухи, что списки лагерей становятся доступными. Я вновь стал надеяться, обратился в Международную службу розыска Красного креста. Благодаря Эржебет Домонкош, национальному координатору этой службы, мы смогли идентифицировать 103-й лагерь. Но где именно он находился, узнать не удавалось.

Очень помогло посольство Молдовы в Будапеште. Здесь мне посоветовали обратиться в Институт военной истории в Будапеште, в котором есть Департамент военной памяти.

Потом, в прошлом году, я перенёс операцию, которая спасла мне жизнь. Пока я восстанавливался, меня не оставляла мысль, что ещё чуть-чуть и мне стукнет 80 лет, а я так и не смог узнать, где похоронен мой отец.

Мне повезло познакомиться с подполковником Андором Биро, начальником Департамента военной памяти. Благодаря ему я узнал дату смерти отца и точное место лагеря № 103 — Бельцы. Тоже с его помощью я узнал об общине городка Энченч, члены которой с 2001 года посещают место гибели их предков и памятник, построенный в их честь [на старом кладбище по улице Дечебала в Бельцах]. Они взяли меня с собой в ноябре 2018-го, и я спустя 73 года смог посетить место, где покоится мой отец и тысячи людей с похожей судьбой.

Я решил подготовить на основе сделанной моим отцом статуэтки бронзовый барельеф, и установить его на памятник.

Профессор Университета искусств Янош Лештиан-Года выполнил проект, и, к моей радости, все согласились разместить этот маленький барельеф на гранитном кресте. Это сделали осенью 2019 года при помощи и под руководством Петру Костина (молдавский коллекционер, сотрудник Таможенной службы и основатель музея этой структуры. — «СП»), помогавшего в установке не одного венгерского памятника.

Думаю, немногие могут гордиться таким достижением: спустя много десятилетий поисков случилось то, что принесло мне душевное спокойствие. Важно и то, что в процессе поисков я нашёл настоящих друзей как среди моих соотечественников, так и среди молдаван.

 Справка-Пояснение

Лагерь № 103 был сформирован в Бельцах в октябре 1944 года и просуществовал почти год, после чего его преобразовали в филиал кишинёвского лагеря. Он был в подчинении Наркомата внутренних дел (НКВД) МССР.
Располагался на территории современного мехового комбината. Содержавшихся в нём военнопленных из Германии, Румынии, Венгрии и других стран-союзниц привлекали к работам на четырёх строительных площадках.
Умерших военнопленных хоронили на участке, которые власти города выделили в 400 метрах от тогдашней границы еврейского кладбища. По данным историков, к 1947 году, когда лагерь окончательно закрыли, там в 71 братской могиле погребли 2323 человека разных национальностей.
Всего в советском плену побывали почти 3,5 млн солдат и офицеров союзнических армий, из которых 518 тыс. погибли.
Енченч — село в области Сабольч-Сатмар-Берег на востоке Венгрии. Его население — чуть менее 2000 человек.
Дебрецен — город на востоке Венгрии, который был целью одноимённой наступательной операции советских войск в октябре 1944 года.
Буда и Пешт — части столицы Венгрии. Когда-то это были отдельные города, но в 1873 году они объединились с ещё одним городом Обудой и сформировали Будапешт.

Сергей Паскарь

Фото: Сергей Бояринцев