Уроженку Курской области, а ныне бельчанку Марию Гончарову-Худяеву Вторая мировая «переселила» в Австрию. Несмотря на то что многие ужасы войны обошли Марию Максимовну стороной, то время она старается не вспоминать. И всё же сделала для «СП» исключение.
Известие о войне стало шокомДо войны Мария Гончарова жила в селе Тросточка Хомутовского района Курской области (впоследствии его название неоднократно менялось. Сейчас оно называется Зелёно-Холмистое). Кроме Марии, её отец воспитывал ещё трёх дочерей и двух сыновей, оставшихся у него от двух жён.Сообщение о том, что началась война, для 14-летней девочки, как и для всех односельчан, стало шоком.Отец был уже немолод и не очень здоров, поэтому на фронт не попал. А вот оба брата, не дожидаясь повестки, ушли воевать добровольцами. «В ночь накануне ухода братьев я вообще не спала. До утра связала им по паре носков…» — рассказывает Мария Максимовна.По мере приближения линии фронта у жителей нарастали тревога и страх. Сначала слышались только отдалённые звуки разрывающихся снарядов, потом бомбили уже где-то рядом.«Как-то из леса пришёл горбатый дед, сторож с пасеки. В руках он держал кусок железа. Это был осколок бомбы, упавшей на пасеку, но сам дед тогда не пострадал. Этот осколок произвёл тогда на нас, подростков, сильное впечатление. Потом, как нам показалось, очень быстро пришли немцы. Когда они в первый раз зашли к нам в хату, а наш дом был самым крайним, мы встали и руки подняли, как бы сдаваясь в плен», — вспоминает она.«Прятали от немцев детей и еду»Немецкие солдаты, расположившиеся в соседнем селе Юдовке, ходили везде, но не бесчинствовали: не били, не расстреливали и вообще никого не трогали. Да и особо ничего не искали. Они часто наведывались в дома по одной причине: в поисках еды.«Однажды мы с сестрой шли на мельницу в село Дубовицкое. Нас стали догонять немцы. Что они хотели, мы не знали. Может, зерно забрать. Недалеко от села был ров, а в нём ручей, широкий такой. Перейти его без мостика было невозможно. Мы брали с собой доски и с их помощью перебирались на другую сторону. Так вот, мы к ручью пришли, быстренько доску положили, перебрались, а потом доску и утащили. Так они нас и не догнали. Правда, и стрелять не стали… Они постоянно искали, что можно покушать, но чтобы издевались — не было такого. Всё равно их все боялись», — рассказывает наша собеседница.Люди старались спрятать от немцев детей. Так, тётя Марии, когда в дом заходили немцы, прятала свою 12-летнюю младшую сестру Зою в печь, «от греха подальше».Да и еду не всю хотели отдавать, самим же тоже нужно что-то есть. Когда на их подворье опоросилась свинья, они, увидев солдат, идущих к дому, занесли поросят в комнату и спрятали под лавку. Немцы зашли, а из-под скамьи поросята расползлись по всему полу. К удивлению и радости всех жильцов, немцы на поросят даже не взглянули. Кур и ещё какую-то живность забрали, и всё.Одна из первых угнанныхВскоре после прихода немцев людей стали угонять на работы в Германию. Причём отбирали только молодых: чем моложе, тем лучше. Однажды жителям сказали, что нужно от их села отправить четырёх человек. На дворе был июль 42-го. Марии тогда только исполнилось 15 лет. Она и стала одной из тех, кого угнали первыми. Остальные сёстры были намного старше, у каждой была своя семья, а младшая осталась с отцом.Всех размещали в вагонах товарных составов. «Много нас в вагоне было, но знакомых — только мы с Олей (фамилию не помню) и Шурой Козловой. Мы держались всегда вместе. Ехали не меньше недели. По дороге нас кормили, даже баню однажды сделали. Головы нам чем-то мазали, видать, чтобы вшей не было. Наконец где-то нас высадили. Оказалось, что мы даже не в Германии. Это был австрийский город Фельбрук. Стали распределять нас по работам. Пришли выбирать людей и местные жители. Подходит мужчина, рассматривает нас, а мы втроём начинаем уговаривать, чтобы нас не разлучал, потому что мы из одного села. Он нас всех и взял.«Нам повезло»Нас разместили в разные дома, но недалеко друг от дружки. Тот, кто нас отбирал, стал Шуриным хозяином, а меня с Ольгой определили к другим австрийцам. Бóльшую же часть молодёжи отправили на заводы. Нам, если так можно сказать, повезло. На заводах и фабриках и работать было намного сложнее, и условия жизни с питанием были хуже. А нас и кормили неплохо, и одевали. Правда, работать приходилось по 12 часов в сутки, а то и больше», — рассказывает Мария Максимовна.Марию определили в дом австрийца Франца Хувенкера. Хозяйство у него было не очень большое. Двухэтажный дом, пять коров и несколько гектаров земли. Дом Марию удивил. В одном здании — и жилая часть, и помещения для скота. «Так у них всё было красиво. Коровы жили в таких же тёплых помещениях, что и люди. Я должна была следить за тем, чтобы животные были чистыми. Вплоть до того, что я вымывала каждую корову тёплой водой. Только доить коров мне не доверяли, а остальные девушки были постарше, они и доили.У Шуры был самый богатый хозяин, у него было и коров штук 12, и кони. А вообще, там лошадей мало было, все почти на коровах работали…Кроме ухода за скотом, я должна была и в поле работать, и траву косить.Общались с хозяином на двух языках: он пытался со мной говорить на русском, я с ним — на немецком. Мы оба знали понемногу языки. У Франца был сын лет 7. Меня удивляло, что он, такой маленький, умел и косить, и другую работу в поле делать…Меня там разыскал земляк Володька Корогодников. Он попал в Австрию позже и тоже, как и многие, работал на заводе. Помню, я ему однажды втайне от хозяев свежую буханку хлеба дала. Он её под жакет спрятал и ушёл.А воскресенья у нас были выходными днями. В этот день мы только ухаживали за животными, а в поле не выходили. Почти каждое воскресенье мы встречались с Олей и Шурой. Так мы жили вплоть до окончания войны…«Хозяева нас не удерживали»Когда нас освобождали, собрали на центральной городской площади. Только тогда впервые мы увидели, как нас много! Вся площадь была полностью забита. Ступить негде было. Все радостные. Кто плачет, кто смеётся от счастья, что можно домой идти. Уже мы ощущали себя хозяевами. Все засобирались домой.Хозяева нас не удерживали. Возвращались, кто как мог. Один военный ехал в Курскую область в командировку. Он предложил ехать с ним. Мы втроём с ним и отправились. Доехали до Курска, а дальше уже сами добирались. Немного пешком шли, немного ехали на попутках. Платить за дорогу, конечно, нечем было. Мы говорили, что из Германии и денег у нас нет, нас бесплатно и везли. Так мы и доехали до Тросточки».Вернувшись в село, первое, что увидела Мария, — полуразрушенный родительский дом. Часть его уцелела после бомбёжки, но в нём давно уже никто не жил. В селе она нашла двух сестёр, одна жила в доме другой. О жизни семьи во время войны Мария узнала из их рассказов: о том, что всё село было в эвакуации, и что отца уже нет. Он умер до возвращения в Тросточку. О том, что ни один из братьев Марии не вернулся домой. Только извещения пришли, что они пропали без вести. Оба они уже были женаты. У Петра сиротами остались двое детей…
В Москву путь был закрытЖить в доме у сестры, где уже было много людей, Мария не могла. Она временно остановилась у другой родственницы. Потом устроилась работать санитаркой в больницу в Хомутовке. Жила некоторое время прямо в больнице. «Когда нас приехали вербовать на работы, я хотела поехать в Москву, тем более что там жила ещё одна сестра, но меня не взяли из-за того что я была в Австрии, — с грустью говорит Мария Максимовна. — Тот, кто вербовал, сказал мне: ''Не волнуйтесь, Гончарова, возьмём и вас''. И завербовал на Урал в город Златоуст. Там я устроилась в ремонтную бригаду на металлургический завод. Ещё подрабатывала. Деньги куда попало не раскидывала. На первые сбережения туфли себе купила за 400 рублей… Получила в общежитии комнату, рассчитанную на 9 или 10 человек. Вскоре как хорошему работнику дали комнату получше — на четверых. А когда вышла замуж, получила отдельную комнатку».Спустя пару лет семья Худяевых переехала на Украину, а затем — в Бельцы к родным мужа. Мария устроилась на швейно-трикотажную фабрику, где проработала до пенсии. Уже в Бельцах в семье Худяевых родились две дочери. В этом году 25 мая Марии Максимовне исполнится 84 года.И какие бы сложности ни приходилось ей переживать, она никогда не унывала и всегда мечтала об одном: чтобы никто и никогда не испытал на себе ужасы войны и чтобы дети никогда не оставались без родительской заботы.Татьяна КОЧЕРОВСКАЯ
Известие о войне стало шокомДо войны Мария Гончарова жила в селе Тросточка Хомутовского района Курской области (впоследствии его название неоднократно менялось. Сейчас оно называется Зелёно-Холмистое). Кроме Марии, её отец воспитывал ещё трёх дочерей и двух сыновей, оставшихся у него от двух жён.Сообщение о том, что началась война, для 14-летней девочки, как и для всех односельчан, стало шоком.Отец был уже немолод и не очень здоров, поэтому на фронт не попал. А вот оба брата, не дожидаясь повестки, ушли воевать добровольцами. «В ночь накануне ухода братьев я вообще не спала. До утра связала им по паре носков…» — рассказывает Мария Максимовна.По мере приближения линии фронта у жителей нарастали тревога и страх. Сначала слышались только отдалённые звуки разрывающихся снарядов, потом бомбили уже где-то рядом.«Как-то из леса пришёл горбатый дед, сторож с пасеки. В руках он держал кусок железа. Это был осколок бомбы, упавшей на пасеку, но сам дед тогда не пострадал. Этот осколок произвёл тогда на нас, подростков, сильное впечатление. Потом, как нам показалось, очень быстро пришли немцы. Когда они в первый раз зашли к нам в хату, а наш дом был самым крайним, мы встали и руки подняли, как бы сдаваясь в плен», — вспоминает она.«Прятали от немцев детей и еду»Немецкие солдаты, расположившиеся в соседнем селе Юдовке, ходили везде, но не бесчинствовали: не били, не расстреливали и вообще никого не трогали. Да и особо ничего не искали. Они часто наведывались в дома по одной причине: в поисках еды.«Однажды мы с сестрой шли на мельницу в село Дубовицкое. Нас стали догонять немцы. Что они хотели, мы не знали. Может, зерно забрать. Недалеко от села был ров, а в нём ручей, широкий такой. Перейти его без мостика было невозможно. Мы брали с собой доски и с их помощью перебирались на другую сторону. Так вот, мы к ручью пришли, быстренько доску положили, перебрались, а потом доску и утащили. Так они нас и не догнали. Правда, и стрелять не стали… Они постоянно искали, что можно покушать, но чтобы издевались — не было такого. Всё равно их все боялись», — рассказывает наша собеседница.Люди старались спрятать от немцев детей. Так, тётя Марии, когда в дом заходили немцы, прятала свою 12-летнюю младшую сестру Зою в печь, «от греха подальше».Да и еду не всю хотели отдавать, самим же тоже нужно что-то есть. Когда на их подворье опоросилась свинья, они, увидев солдат, идущих к дому, занесли поросят в комнату и спрятали под лавку. Немцы зашли, а из-под скамьи поросята расползлись по всему полу. К удивлению и радости всех жильцов, немцы на поросят даже не взглянули. Кур и ещё какую-то живность забрали, и всё.Одна из первых угнанныхВскоре после прихода немцев людей стали угонять на работы в Германию. Причём отбирали только молодых: чем моложе, тем лучше. Однажды жителям сказали, что нужно от их села отправить четырёх человек. На дворе был июль 42-го. Марии тогда только исполнилось 15 лет. Она и стала одной из тех, кого угнали первыми. Остальные сёстры были намного старше, у каждой была своя семья, а младшая осталась с отцом.Всех размещали в вагонах товарных составов. «Много нас в вагоне было, но знакомых — только мы с Олей (фамилию не помню) и Шурой Козловой. Мы держались всегда вместе. Ехали не меньше недели. По дороге нас кормили, даже баню однажды сделали. Головы нам чем-то мазали, видать, чтобы вшей не было. Наконец где-то нас высадили. Оказалось, что мы даже не в Германии. Это был австрийский город Фельбрук. Стали распределять нас по работам. Пришли выбирать людей и местные жители. Подходит мужчина, рассматривает нас, а мы втроём начинаем уговаривать, чтобы нас не разлучал, потому что мы из одного села. Он нас всех и взял.«Нам повезло»Нас разместили в разные дома, но недалеко друг от дружки. Тот, кто нас отбирал, стал Шуриным хозяином, а меня с Ольгой определили к другим австрийцам. Бóльшую же часть молодёжи отправили на заводы. Нам, если так можно сказать, повезло. На заводах и фабриках и работать было намного сложнее, и условия жизни с питанием были хуже. А нас и кормили неплохо, и одевали. Правда, работать приходилось по 12 часов в сутки, а то и больше», — рассказывает Мария Максимовна.Марию определили в дом австрийца Франца Хувенкера. Хозяйство у него было не очень большое. Двухэтажный дом, пять коров и несколько гектаров земли. Дом Марию удивил. В одном здании — и жилая часть, и помещения для скота. «Так у них всё было красиво. Коровы жили в таких же тёплых помещениях, что и люди. Я должна была следить за тем, чтобы животные были чистыми. Вплоть до того, что я вымывала каждую корову тёплой водой. Только доить коров мне не доверяли, а остальные девушки были постарше, они и доили.У Шуры был самый богатый хозяин, у него было и коров штук 12, и кони. А вообще, там лошадей мало было, все почти на коровах работали…Кроме ухода за скотом, я должна была и в поле работать, и траву косить.Общались с хозяином на двух языках: он пытался со мной говорить на русском, я с ним — на немецком. Мы оба знали понемногу языки. У Франца был сын лет 7. Меня удивляло, что он, такой маленький, умел и косить, и другую работу в поле делать…Меня там разыскал земляк Володька Корогодников. Он попал в Австрию позже и тоже, как и многие, работал на заводе. Помню, я ему однажды втайне от хозяев свежую буханку хлеба дала. Он её под жакет спрятал и ушёл.А воскресенья у нас были выходными днями. В этот день мы только ухаживали за животными, а в поле не выходили. Почти каждое воскресенье мы встречались с Олей и Шурой. Так мы жили вплоть до окончания войны…«Хозяева нас не удерживали»Когда нас освобождали, собрали на центральной городской площади. Только тогда впервые мы увидели, как нас много! Вся площадь была полностью забита. Ступить негде было. Все радостные. Кто плачет, кто смеётся от счастья, что можно домой идти. Уже мы ощущали себя хозяевами. Все засобирались домой.Хозяева нас не удерживали. Возвращались, кто как мог. Один военный ехал в Курскую область в командировку. Он предложил ехать с ним. Мы втроём с ним и отправились. Доехали до Курска, а дальше уже сами добирались. Немного пешком шли, немного ехали на попутках. Платить за дорогу, конечно, нечем было. Мы говорили, что из Германии и денег у нас нет, нас бесплатно и везли. Так мы и доехали до Тросточки».Вернувшись в село, первое, что увидела Мария, — полуразрушенный родительский дом. Часть его уцелела после бомбёжки, но в нём давно уже никто не жил. В селе она нашла двух сестёр, одна жила в доме другой. О жизни семьи во время войны Мария узнала из их рассказов: о том, что всё село было в эвакуации, и что отца уже нет. Он умер до возвращения в Тросточку. О том, что ни один из братьев Марии не вернулся домой. Только извещения пришли, что они пропали без вести. Оба они уже были женаты. У Петра сиротами остались двое детей…
В Москву путь был закрытЖить в доме у сестры, где уже было много людей, Мария не могла. Она временно остановилась у другой родственницы. Потом устроилась работать санитаркой в больницу в Хомутовке. Жила некоторое время прямо в больнице. «Когда нас приехали вербовать на работы, я хотела поехать в Москву, тем более что там жила ещё одна сестра, но меня не взяли из-за того что я была в Австрии, — с грустью говорит Мария Максимовна. — Тот, кто вербовал, сказал мне: ''Не волнуйтесь, Гончарова, возьмём и вас''. И завербовал на Урал в город Златоуст. Там я устроилась в ремонтную бригаду на металлургический завод. Ещё подрабатывала. Деньги куда попало не раскидывала. На первые сбережения туфли себе купила за 400 рублей… Получила в общежитии комнату, рассчитанную на 9 или 10 человек. Вскоре как хорошему работнику дали комнату получше — на четверых. А когда вышла замуж, получила отдельную комнатку».Спустя пару лет семья Худяевых переехала на Украину, а затем — в Бельцы к родным мужа. Мария устроилась на швейно-трикотажную фабрику, где проработала до пенсии. Уже в Бельцах в семье Худяевых родились две дочери. В этом году 25 мая Марии Максимовне исполнится 84 года.И какие бы сложности ни приходилось ей переживать, она никогда не унывала и всегда мечтала об одном: чтобы никто и никогда не испытал на себе ужасы войны и чтобы дети никогда не оставались без родительской заботы.Татьяна КОЧЕРОВСКАЯКомментарии(0)
