- Судьбы Поворот
«Меня младенцем мама отдала в табор»: жительница Единец о своей удивительной судьбе
Нина Банда — ромка, но не по крови — она убеждена, что цыганская душа живет в ней чуть ли не с рождения: в 1951 году ее двухнедельной крошкой молдавская мама отдала семье кочующих табором ромов. Воспитанная ромами, Нина делится своей историей, приоткрывая завесу над традициями и ценностями ромов, утверждая, что в любом человеке душа важнее крови.
С Ниной в Единцах я встретилась случайно: бегала по редакционному заданию, изучая старинные, оставшиеся от уехавших евреев дома. Проходя по одной из городских улиц, я обратила внимание на старый дом, к которому пристраивается еще часть. Завидев во дворе женщину, я ее окликнула. Зеленоглазая, светлокожая, статная женщина в летах подтвердила, что дом, в котором она с семьей проживает, еврейский, но давно, с 1989 года, в нём проживает семья ромов. Я засомневалась, что передо мной представительница ромов: внешне она уж очень не похожа на тех представителей этой нации, что встречаются на улицах города и страны.
Нина пригласила меня войти в дом, и вот что рассказала о своей судьбе, себе и традициях ромов.Дом семьи Банда в Единцах: к основному объему дома достраивается еще часть.
«По крови я молдаванка, но душа у меня цыганская»
— Родилась я в 1951 году в одном из тех сёл, что ныне находятся под толщей воды, с тех пор, как поставили плотину, где-то в районе Старых Куконешт Единецкого района. Никто сегодня не скажет, не вспомнит, в каком именно — тогда затопили не одно, а сразу несколько сёл. Да и неважно это.
Родилась я не в таборе, а в простой молдавской семье. Я точно не знаю, почему двухнедельную меня отдали в табор: возможно, голод был, а может, от отчаяния, или по какой-то другой причине, то мне неведомо.
Наш табор (так я знаю из рассказов родителей) пришел в село, и мама сговорилась с местной жительницей, у которой было много детей, что возьмет меня за свою дочку. Всего пару дней в этом селе табор стоял, а так ушел и меня увез. Мамой мне стала шатровая цыганка Иляна, кормилицей — другая цыганка (примечание: Нина Банда категорически не признает название своей нации «ромы», она называет себя и соплеменников только «цыгане»). В таборе тогда вместе с моими родителями кочевало много семей, среди них была Роза, она за месяц до этого родила ребенка, вот и стали мы с её дочерью, как говорится, молочными сёстрами.
О том, что я приемная, мне только однажды родители сказали — так как я внешне очень сильно отличалась от соплеменников, то в детстве был период, когда я приставала к родственникам с расспросами. Они мне сказали правду, но больше мы в семье никогда эту тему не обсуждали, ни разу в жизни больше мне никто не напомнил, что я не родной ребенок. Мама Иляна и папа Михай. Других, своих детей у них не было, для меня они стали самыми настоящими, самыми родными и лучшими родителями. И отец и мама душу в меня вложили, помогали, всю жизнь меня оберегали и поддерживали.
«Жизнь кочевника ой нелегкая»
— Кочевали до 1956 года в кибитках, с конями. Вот как в кино показывают, вот так мы и жили, по всему СССР колесили. Я другой жизни не видела — с младенчества дороги, кибитки, кони, степи, а окружали меня только родные, только таборные. Жизнь кочевника ой нелегкая. Мы часто сталкивались с трудностями и невзгодами, а всё нажитое, и вообще — все своё — приходилось с собой возить. Табором обычно собирались несколько семей. Но было нас много: дети и родители, а также все бабушки, дедушки, дяди, тети и другие родственники. Все кочевали вместе, когда шумно и весело, когда страшно, холодно и голодно.
Вот все вокруг говорят, что от нас много шума, а мы как от прадедов знаем: злые духи боятся шума и веселья. Поэтому у всего нашего народа принято петь, шуметь, танцевать — чтобы отогнать от себя всё плохое. Считается, что злые дела злые духи делают в тишине и мраке, они боятся света, шума и гама.
Так вот, когда вышел моему народу закон осесть, нас правительство направило жить в село. Но что в селе долго делать цыгану? Мы люди вольные, гвоздями цыгана к земле не прибить, на огородах и в садах работать не умеем, и душа не лежит к такой работе. Пару-тройку лет с родителями мы пожили в селе, да сюда перебрались, в Единцы. Жили то в одном, то в другом съемном доме.
Отец, хоть шатания для цыган по стране и были под запретом, часто уезжал с родственниками на подработки. Мама торговала на рынке, я училась. Ходила в школу № 1, где закончила 8 классов. Дальше родители мне учиться запретили. Отец боялся, что меня «украдут» — и в прямом, и в переносном смысле: можно же не только тело украсть, но и душу перекроить, а у нас нельзя этого, надо, чтобы всё по закону в чистоте и духовной, и телесной было.
Со временем мы вернулись к вольной жизни, отказавшись от кибиток и коней, мы не отказались от зова крови, а просто пересели в автомобили или поезда. Так, с семьей в былые времена мы изъездили всю Россию, весь СССР, одному Богу известно, где нас ноги носили: Казахстан, Узбекистан, Белоруссия, Украина, Сахалин. Я помню многие большие и малые города, своими глазами видела Ташкент, Петропавловск-Камчатский, Хабаровск.
Занимались в основном торговлей: в Белоруссии товар хороший купим, на Украине продадим и новым затаримся. Оттуда — домой в Молдавию. Из Молдавии товар везем в Одессу. Сейчас никто и не вспомнит, но было время, когда в магазинах купить что-то из одежды хорошего качества было невозможно, а мы привозили и хорошими вещами торговали. Кому плохо было?
Сегодня за торговлю с соседними странами никого не презирают, только на нас, на цыганах, клеймо как много лет назад поставили, так и остались мы для всех спекулянтами.
«Для нас нет ничего важнее семьи»
— Со своим мужем, Михаем Банда, я встретилась тут, в Единцах. Я по молодости была яркой, резвой, шумной, да и сейчас за словом в карман не лезу. Сама суди, — улыбаясь, говорит женщина, — глаза у меня от погоды зависели: бывало, синие, а то зеленые, волосы — не блонд, а цвета спелой пшеницы — чисто шелк да ниже колена, кожа белая, как мрамор...
Он как посмотрел мне в глаза и пропал. На всю жизнь мой стал. Мы с ним красиво прожили. Он меня ни разу в жизни не обидел, не то чтобы ударить, голоса не повысил, не крикнул в мою сторону ни разу. Троих детей вырастили: двух сыновей и дочь. Для нас, цыган, нет ничего важнее семьи. Муж — это хозяин, защита и опора, а главное предназначение жены — быть продолжательницей рода и хранительницей семейного очага. Вот так и жили, жизнь в нашей семье очень счастливо шла... до смерти дочери. Она умерла два года назад: врожденный порок сердца был у нее. А через полгода за ней и Михай ушел. Я по сей день смириться не могу, всё страдаю, всё болею по ним и по утерянной радости.
Сейчас у меня всего 9 внуков и внучек, 9 правнуков и правнучек, и уже десятый на подходе.
Со мной, как у нас и полагается, самый младший сын живет и его семья. Вон, часть дома пристраивает, но когда деньги в кармане не звенят, трудно жить. Теперь вообще всем трудно. Пенсия у меня по старости: 1200 леев. Очень мало, но я не жалуюсь, я ж гуляй ветер—кочевая, откуда накопления? Своими силами приходится перебиваться, а то дети помогают, да и люди вокруг добрые. Мне когда очень нужно, я перехватываю деньги в долг. Кто меня знает, никто не откажет. И в магазине что тут, по соседству, продукты в долг могу взять.
«Ни о чем не жалею»
— Знаешь, — обращается ко мне Нина, — я, что вдали от кровных родственников обрела судьбу, цыганскую душу и воспитание, что цыганкой стала, ни разу в жизни не жалела, и лично убедилась: есть что-то большее, много больше, чем просто кровь.
Я вот по крови им, нашим цыганам, чужая, но никогда меня этим не попрекнули, а еще мне не было обидно или стыдно с жить с цыганами одной судьбой. Я люблю свой народ, я горжусь им. Много других наций ты знаешь, где к старым людям относятся почтительно? А кто из наших на произвол судьбы бросит свое дитя, да любого ребенка настоящий цыган в беде не оставит, потому что грех это. Кстати, наши молдавские цыгане выгодно отличаются от других ромов. Они лучше сохранили традиции, они во многом честней и искренней других.
Да, слышала, знаю — сейчас страшилок о нас много пересказывают. Да, есть цыгане, которые торгуют наркотиками, но есть, которые врачи, артисты, учителя. Есть цыгане, которые воруют, но многие честно работают. В любой нации есть и хорошие, и плохие люди. Просто время стало быстрей менять жизнь.
Люди — все, не только ромы, часто запутываются в жизни и теряют ориентиры, перенимают чужие ценности. Вот и некоторые наши дети стали более самостоятельными, стали отрываться от семьи, стали баловаться, забыли слушать старших, но это проблема не только цыган. Это проблема всех наций. Я что хочу сказать, что не всё так, как о нас говорят. Я лично всех людей уважаю, со всеми мирюсь и нахожу общий язык. Мне в жизни пришлось встречать людей разных национальностей, которые были добрыми, честными и справедливыми. И я точно знаю, что неважно, кто ты по национальности, важно, какой ты есть, какой ты человек.
«Кто-то в Единцах специально раздувает неприязнь к нам»
— Раньше ведь в нашем городе к ромам по-другому относились, такой злости на ромов не было. Мы могли найти работу в разных местах, ромы ведь во многих вещах разбираются, и если уж чем стали заниматься, чему-то научились, то в этом деле становятся хорошими мастерами.
В последние годы к нам отношение жителей быстро меняется, и это плохо, это не к добру. Я раньше не замечала такого, а теперь и сама столкнулась: на базаре — только пальцем что тронь или ошибись, обругают, как грязью обольют. А молодых наших в чём только не упрекают. Специально задираются.
Раньше, при СССР, когда Единцы был многонациональным городом вообще злости между нами и жителями не было. Обидно, что всё чаще от цыган слышу, что местные специально раздувают скандалы и говорят нашим, чтобы мы все убирались вон из города, потому что мы шумные, живем за чужой счет, много чего хотим и мало что делаем.
Но ведь тут, в Молдове, родились мы и наши дети, и тут могилы предков наших, мы в Единцах живем с незапамятных времен. Куда нам идти?
Я так любому скажу: мы мирный народ и в любой ситуации стараемся не накалять обстановку, мы не хотим ни с кем ссориться, войны нам не надо, тем более теперь, когда к Молдове война близко, вообще страшно... Один выстрел, и по всей стране не будет стекол. Не хватает им, всё ругаются.
Нина Банда рассказывает о жизни ромов.«Мы, ромы, судьбу не выбираем, а принимаем»
— Взгляды на гадания у людей разные, но любой ром вам скажет: полагаться нужно только на свою судьбу и Бога, доверяя ей и живя настоящим моментом. У ромов не принято заглядывать в свое будущее, потому что такое знание ничего хорошего не принесет, оно заставит человека суетиться, пытаться изменить не устраивающую его картину предсказанного или подстроиться под благоприятные пророчества. Причем суетиться будут все: и кому гадали, и близкие, переживая за судьбу дорогого человека, пытаясь вмешаться. Всё это будет мешать жить, застит свет счастливой путеводной звезды.
Да и потом ничего же под этим небом не дается так просто, за всё рано или поздно, но придется платить. Гадание, особенно себе или своим родным может иметь и «отдачу» в виде божьего наказания за вмешательство в законы вечности. Поэтому чужим гадаем, оставляя это на их собственной совести, а вот «своим» предпочитают судьбу не предсказывать. А еще есть такая старая цыганская пословица: «Судьба — это колесо, которое катится по дороге жизни. Иногда его поднимает вверх, иногда опускает вниз. Но важно не то, где оно находится сейчас, а то, куда оно прикатится»... Поэтому, гадания для ромов это заработок, но не руководство к жизни.
«Только с верой, только с Богом можно пройти через все испытания»
— Вера в высшую силу — это основа жизни нашего народа. Она учит нас жить и любить, она течет в наших жилах, как горячая кровь, придавая нам силы. Мы, цыгане, верим, что Бог всегда с нами. Его незримая рука направляет нас, оберегает от невзгод и помогает преодолевать любые трудности. Его воля определяет наше будущее, и это истина для всякого цыгана.
Все ромы, которых я встречала на пути своем, — православные. Сегодня, правда, среди цыган есть те, кто перешел к пятидесятникам или подался к иеговистам, но сам факт веры в Бога для нас остается неизменным.
Лично я с тех пор, как приехала в Единцы, хожу в церковь Святого Василия. В моей жизни есть вещи, которые даны мне свыше и которые я никогда не поменяю: семья, мама и церковь. Семью мы сами создаем по образу и подобию предков, мама — это самый дорогой человек и ангел-хранитель, её нельзя заменить. А церковь — это наша духовная мать, и я ни за что ей не изменю. Как можно? Вот, ответь, поменяла бы ты свою маму на более удачливую, молодую и красивую?
Прощаясь с Ниной, мы договариваемся о том, что я буду еще заходить к ней — с вопросами и просто проведать. Мне необычайно нравится беседовать с этой сильной, мудрой и красивой женщиной. Напоследок мы друг другу желаем здоровья и успехов.
Наталья Тайшина
Фото автора
Если вы хотите продолжить получать честную и объективную информацию на русском и румынском языках, поддержите «СП» финансово на Patreon!
Помогите нам создавать контент, который объективно информирует и способствует положительным изменениям в Молдове. Поддерживая нашу независимость, вы помогаете развитию честной и качественной журналистики в стране.
Кроме того, что вы поможете нам, вы получите приятные бонусы в виде просмотра нашего сайта без надоедливой рекламы, а также подарков с логотипом «СП»: сумок, кружек, футболок и не только.