«Ромам мало что прощается», — Аурика Калдарарь о жизни в гетто, голодовке и предрассудках

Жительница Единец Аурика Калдарарь, пересказывая историю своей семьи — кочевых румынских ромов, рассказывает о гетто в Транснистрии, пережитой голодовке и о непростой жизни уже в наши дни. Она утверждает: «В жизни ромов было много страшных и очень страшных страниц, но о трагедиях прошлого мы вспоминаем редко, чтобы не копить в сердцах обид, чтобы не озлобиться. Чтобы выжить, ромы стараются каждый новый день начинать с чистого листа, не держать в памяти плохое».

Из рода кочевых 

Аурика Калдарарь родилась в румынском городе Брашове в 1940 году в семье кочевых ромов, она рассказывает:

— Фамилия моего рода по отцу была Иванов. Весь мой род — деды, прадеды, никогда не жили на одном месте, нигде не имели своего дома. Они колесили по свету и всегда жили в кибитках. Зарабатывали старинными цыганскими ремёслами: мужчины нашего рода хорошо знали кузнечное дело. Железо крепкое, оно долго служит людям, каждый день нужды в кузнеце и его работе у людей нет, может, поэтому стали мои прадеды в поисках заработка кочевать по сёлам и городам. Они подковывали лошадей, с помощью походных наковален занимались изготовлением лопат, грабель, топоров, тяпок, ножей, колодезных цепей, буров, железных крючков и крючьев. Женщины нашего рода гадали, этот дар передается в роду по женской линии. Иногда, чего уж, и попрошайничали. Таким был наш род от самого зарождения, до Второй мировой войны.

У отца и матери нас было восемь детей, я из младших.

Именно потому, что я была очень маленькой, самую большую трагедию своего рода я знаю по рассказам отца. Слава Богу, что практически ничего из той страшной жизни не помню, ведь когда нас депортировали из Румынии, мне было от двух до трех лет.

Цыганский ад на Земле

— Мой отец, Василий, говорил, что депортировали из Румынии в первую очередь ромов, которые, как мы, не имели своего дома и постоянной работы. Папа мне рассказывал, что сначала никто из румынских властей не говорил, что ромов планируется изгнать, чтобы уничтожить. Наоборот, когда властями Румынии ромам было велено всем вместе отправляться через Молдавию за Днестр, в Транснистрию*, румыны говорили, что нас решено переселить в новые румынские земли, и раз мы кочующее племя, нам легче будет наладить жизнь в новых землях, которые после победы станут частью «Великой Румынии», где мы будем иметь гражданство и будем уважаемыми. 

И вот весной 1942 года в Румынии всем ромам, и кочевым, и оседлым, приказали в определенный день явиться на сборный пункт. Кто не являлся по своей воле, на тех организовывали облавы, их могли убить без суда, ведь была война, несогласных расстреливали на месте. Отец говорил, что нельзя было ослушаться, не было смысла протестовать. 

Наша семья, родители и 8 детей, была вынуждена отправиться по предписанию румынских властей. Ехали на своей кибитке через Молдавию. Отец, вспоминая те времена, говорил, что несколько раз пытался свернуть с маршрута и затеряться, переждать смутное время в каком-нибудь селе, но жандармы следили за тем, чтобы цыганские повозки следовали строго по маршруту. Когда въехали на молдавскую территорию, отцу сказали, чтобы он двигался вместе с другими телегами и бричками большим обозом. Путь был долгим и тяжелым. Мы ехали в кибитке, а другие в открытых повозках. Многие из переселенцев от болезней умерли еще в дороге.

Так мы своим ходом и добрались до Транснистрии, но попали в самый настоящий цыганский ад на земле. 

Тогда немцы часть обоза разместили под Тирасполем, а нашу семью с другими сначала пригнали в Сумовку. Рядом, в нескольких селах на Буге, Кошаринец и Крушиновка, тоже, оказывается (это потом узнал отец), поселили ромов. 

Поначалу, говорил отец, ромам-переселенцам и вправду предложили работу — в бригадах надо было обрабатывать землю и выращивать урожай. Вот только ничего для жизни людей там предложено не было: ни еды, ни одежды, ни жилья. Ведь вокруг была война, везде разруха, всюду, куда ни посмотри, беда. Местные жители нас приняли в штыки, они даже женщин с детьми не пускали на постой, не продавали даже за деньги еду. Никто ромов не считал за людей, никто не жалел, и нам было велено, раз нет свободных домов, жить как всегда жили в кибитках. 

Поэтому наши ставали таборами. Дети спали в кибитках и телегах, взрослые и родители спали на земле под кибитками и зимой, и летом. В семьях ромов много детей, а еды выдавали мало, и плохую. Папа говорил, что очень много именно детей из-за плохих условий жизни болело и умирало. 

Конечно, чтоб выжить и накормить детей, ромам приходилось воровать и попрошайничать. За это сильно, до смерти, били жандармы, полицаи. Чтобы не умереть от голода, приходилось искать еду на полях. Родители сами шли и нас брали: осенью, после сбора урожая, и дети, и взрослые часами ходили по уже убранным полям местных жителей, выискивая незамеченные ими кукурузные початки или хоть зернышки, собирали и приносили родителям кочерыжки от срезанной капусты, найденные в земле мороженные картофелины, морковки, луковички. Я смутно припоминаю вкус похлебки из этих продуктов, и то, как сначала мы, дети, садились вокруг большого казана с ложками, набрасываясь на еду. А после нас — что оставалось, уже ели взрослые. А еще помню, как ребенком я сильно мерзла, как от мороза белели пальцы, пока с братьями искали под снегом травинки. Травинки ели, потом маялись животами, нас рвало, плакали, а утром от голода снова разгребали снег в поисках ростков померзшей травы.

С наступлением морозов, когда уже упали большие снега, в табор пришли румынские жандармы и отобрали у всего табора все ценности: золото, серебро, лошадей. Они забрали даже зимние вещи, несколько кибиток и телег. Папа мой до самой смерти вспоминал, как он, стараясь защитить имущество, просил ради детей оставить нашу кибитку, но сильно разозлившийся жандарм крикнул ему, что ромы — бесполезные люди, и их дети тоже лишние.

Такой памятник под названием «Чёрный ужас», или «Кали Траш», о геноциде по отношению к ромам в годы Второй мировой войны установлен в городе Каменец-Подольском. Автор — этнический ром Анатолий Игнащенко. Фото: chenko.com

Мама моя и пятеро моих братьев и сестер ту зиму не пережили. Тиф, голод, холода скосили их. Кто теперь скажет, кто знает, где они похоронены? Там ведь не было даже кладбища! Ромам власти запретили хоронить своих мертвых на сельском кладбище, хоронили их неподалеку от табора. Отец говорил, что рыли в мерзлой земле длинный ров, оставляя открытым край. В этот ров с плачем и молитвами клали одного умершего за другим, одного засыпали землей, рядом хоронили следующего. Где это место, где в безвестной могиле среди других, также невинно погубленных людей покоится прах моей бедной матери, моих сестер и братьев, мы до сих пор не знаем. Давно, давно забыто, теперь уж и не найти это место.

Еще отец рассказывал, что с нами жила в гетто его сестра с семьей. А однажды пришли немцы, искали что-то, рылись в вещах. Муж сестры был сильно болен, он не мог защитить свою семью, и стал кричать фашистам, чтобы их вещи оставили на месте. Ему и сестре, которая за него заступилась, приказано было встать и идти за фашистами. А дочка их, я не знаю, как ее звали, увидела, что родителей уводят, побежала следом. Мы не пускали, хотели удержать, но она вырвалась и побежала за родителями. Так всю семью и расстреляли. Никого не пожалели. Уже потом, когда война закончилась, отец рассказывал, что тоже не мог усидеть на месте и шел следом за ними сзади. Он сам видел, как брата с семьей расстреляли, а тела сбросили в колодец. 

Осталась неграмотной

— В 1944 году ромам разрешили вернуться домой. Наша семья очень много потеряла в гетто Транснистрии, и отец побоялся возвращаться в Румынию, чтобы не повторилось с нами все еще раз. Он и еще несколько ромов решили остановиться в Единцах и жить в Молдове.

А потом и война закончилась, казалось бы, живите люди, радуйтесь, но почти сразу после войны наступил голод. Это время уже я и сама хорошо помню. Мы, дети, постоянно хотели есть. А что есть? Еды вообще не было. Мы же только-только приехали на новое место, родственников никого нет, друзей и знакомых нет, работы тоже не было. Отец несколько лет сначала работал по людям, потом смог отстроить маленькую кузню. Он работал с утра до ночи, стараясь нас прокормить, но в голодовку у всех была беда, заработать получалось мало, а у нас, как вернувшихся из гетто, так вообще ничего не было своего. Так, пока взрослые работали, искали, чем накормить детей, мы, дети, сбивались в стайки, ловили птиц, кошек, собак. Тогда ели все, иначе — смерть.

Однажды отец заработал полмешка пшеницы, принес домой, кашу сварил — целое ведро, но нам дал каши совсем немножко. Я помню, что просила со слезами, дай мне поесть, — я бы, наверное, в тот день это ведро каши сама бы и съела, но отец сказал: нельзя, и еду спрятал в сарае, закрыв дверь на замок. Я на всю жизнь тот день запомнила, я тогда очень сильно плакала, мне каша эта во сне являлась. Одному Богу известно, как мы выжили. Не жили, а мучались. Много плохого видела, через многое прошла за жизнь-то.

Так случилось, что осталась я неграмотной. Сразу после войны в голодовку в школу же никто не ходил, а потом мне пришлось браться дома за женскую работу, отец и оба брата работали в кузне, там работа ой какая нелегкая, деньги кузнечные трудные. Какая уж мне тут школа? 

Дала жизнь 11 детям

— В 1956 или 1957, точно не скажу, я вышла замуж. Муж Валентин, к сожалению, умер 10 лет назад, он тоже из кузнецов и был хорошим человеком и добрым. Он меня, зная мою тяжелую жизнь, жалел и любил. Мы с ним хорошо жили, вместе построили этот дом, прижили 11 деток. Теперь-то дети выросли, разлетелись по миру. Честно сказать, где семеро и как живут, я знаю, они часто шлют мне весточки о себе, приезжают. А где четверо из них, живы ли, здоровы ли, я не имею ни малейшего понятия. До начала пандемии мы еще хоть редко, но созванивались, а потом вот ничего о своих деточках и внуках не знаю. Сердце изболелось, да что поделать.

Дом семьи Калдарарь большой и крепкий.

Сегодня, оглядываясь на свою жизнь и думая о том, правильно ли ее прожила, я вот что хочу сказать: кто сам не видел горя, тот никогда не поверит. Слишком уж противоречит разуму и человеческой натуре, слишком уж неправдоподобно звучит. Я сегодня много рассказала из того, что бы лучше забыть навсегда. У нас, ромов, принято не носить в сердце обид, не таить зла. Чтобы выжить, ромы стараются каждый новый день начинать с чистого листа и не держать в памяти плохое.

Но, к сожалению, так не все люди поступают, ромам мало что прощается, и моя жизнь, и жизнь других ромов этому доказательство. Наша жизнь всегда была непростой, мы часто сталкиваемся с несправедливостью и предрассудками, хоть по правде сказать, люди моей национальности, если их не провоцировать, не унижать — никогда никому не причинят вреда.

Нас, ромов, многие осуждают, ругают, и очень часто без оснований. Мне приходилось не раз слышать: почему ты прожила жизнь и нигде официально не работала? А кто из молдавских, украинских, еврейских женщин — не важна национальность, растил 11 детей и еще на предприятии работал? Как такое возможно? Аурика Калдарарь с младшей дочерью Людмилой. 

Дети в нашем доме всегда были самой большой ценностью, они росли в любви, мы им обеспечивали достаток. Теперь они мне, как могут, помогают дожить, потому что на то единственное, что мне выплачивает государство пенсионное пособие — 1400 леев, я бы никак не прожила. А многие ромы в Молдове живут в бедности, и даже за ее чертой, потому что их очень редко берут на работу, они поэтому не имеют медицинских полисов, постоянного жилья, многие из-за этого не учатся в школах, и им очень трудно.

Я иногда смотрю на жизнь наших ромов и думаю: а точно против ромов не ведется скрытая война, а точно больше никогда не будет Транснистрии, и правда ли, что у нас одинаковые права и равные возможности с другими гражданами нашей Молдовы?

Справка-Пояснение

*Термином «Транснистрия» («Заднестровье») обозначается территория, оккупированная Румынией в годы Второй мировой войны. Генерал-губернаторство «Транснистрия» было образовано в соответствии с немецко-румынским договором, согласно которому территория между Южным Бугом и Днестром, включающая части Винницкой, Одесской, Николаевской областей Украины и левобережную часть Молдавии, переходила под юрисдикцию и управление Румынии. На этой территории были созданы многочисленные гетто и концлагеря, в которых было уничтожено или умерли от голода, холода и болезней более 300 тыс. евреев и более 50 тыс. цыган. Генерал-губернаторство «Транснистрия» было ликвидировано весной 1944 года в ходе наступления советских войск.

Наталья Тайшина

Фото автора

Читайте также:

«Меня не баловала судьба»: представительница ромов с 4 дипломами о жизни и поисках работы