Заработать 350 леев и выжить: как журналист «СП» собирала картошку

В разгар сезона сбора картофеля журналист «СП» Наталья Тайшина инкогнито внедрилась в полеводческую бригаду в Единцах. Отработав смену и пообщавшись с другими работниками, Наталья узнала интересные подробности этого нелёгкого дела. Корреспондент расскажет, кто в поле главный, что заставляет людей соглашаться на такой труд, стоит ли он этих денег и почему она не хочет оказаться в такой ситуации больше никогда.

Сборы

Многие жители сел и маленьких городков Молдовы не могут найти постоянную работу. Они вынуждены подрабатывать у сельскохозяйственных лидеров, подвязываясь на сезонные работы. Насколько выгодна эта работа, решила узнать я и, связавшись с бригадиром, попросила взять меня «на картошку». В четверг вечером в мой мессенджер пришло сообщение от бригадира: «Выход на работу в 7 утра, сбор у магазина. Иметь при себе еду, воду и желательно ведро. Оплата за один рабочий день — 350 леев», но обнаружила его я в 5 утра пятницы.

Дома из продуктов, которые могу взять с собой на поле, у меня только десяток яиц и яблоки. Зная, что на свежем воздухе быстро проголодаюсь, а день обещает быть долгим и изматывающим, ставлю варить четыре яйца.

Пока яйца варятся, бегу в магазин, где покупаю крем для рук, рабочие перчатки и продукты из такого расчета, чтобы хватило поесть два раза. Чтобы еды хватило на всех (а вдруг в бригаде принято есть всем вместе), взяла побольше: рыбные консервы, колбасу, хлеб, кефир, помидоры, плацинды, конфеты, шоколадку и трехлитровую бутылку минеральной воды. Сумма чека составила 148 леев.

Затем приступаю к выбору одежды. Прогноз погоды обещает + 30°C. Надеваю хлопчатобумажную рубашку с длинным рукавом, поверх нее тонкий трикотажный свитер «с горлом».

Брюки должны защищать от колючек и колких комьев земли. Мой выбор — утепленные водонепроницаемые лыжные брюки. Уже выходя из дома, на всякий случай накидываю легкую куртку. Ведро из дома не тащу.

Я — единственная в бригаде «мишка на севере». На этом фото с уже полученным у бригадира ведром.

Поехали

В 7 часов подхожу к магазину, тут уже собрались люди. Оглядываюсь, рассматривая разрозненную по небольшим группкам бригаду. Удивляюсь схожести собравшихся: малоэмоциональные, — то ли еще сонные, то ли отрешенные, мужчины почти все небриты. Кожа работников сильно загорелая и отливает бронзой. 

В ожидании бригадира и транспорта почти все курят. Курят молча, практически без обсуждений и разговоров, не слышно ни анекдотов, ни смеха. Одеты кто во что горазд, одежда тёмная. Нет ни одного, кто бы был одет в рабочий комбинезон или спецовку. Немного цвета бригаде придают яркие юбки этнических ромок.

Не могу не обратить внимание на обувь работяг. Почти все мужчины обуты в кроссовки, старые туфли или кеды, а вот большинство женщин на работу едут в пляжных шлепанцах. 

В 7.20 к нам подъезжают две машины. Я обхожу автомобили, заглядываю внутрь и не могу поверить, что все эти люди смогут тут уместиться.

В автомобиле «Фиат» по периметру и по центру стоят сбитые из дерева грубые лавки. В итоге его пыльная и тесная утроба поглощает 17 (!) человек, вместе с их пожитками. Сюда усаживаются в основном ромы: на лавки плечом к плечу и тесно прижавшись друг к другу — мужчины. Женщины — по-видимому, их жены, усаживаются к ним на колени. Как только все уселись, из открытой двери сразу же дурно пахнуло колбасой, котлетами и прогорклым, душным потом.

Нутро «Мерседеса» обустроено лучше. Тут за перегородкой, отделяющей место водителя, напротив друг друга, по три в ряд, установлены шесть кресел. В проходе стоят такие же, как в «Фиате», грубо сбитые самодельные деревянные лавки.

Оказывается, в «Мерседес» такого типа при желании можно впихнуть 28 (!) человек. Люди рассаживаются кто как и в два уровня. Кто погабаритней — на сиденьях, худышки — у первых на коленях. Мне места в фургоне уже не хватает, и женщина-бригадир предлагает сесть впереди между ней и водителем. Мне всю дорогу приходится сидеть полубоком и ссутулившись. Если бы не назначенная мне миссия, которую я решила непременно выполнить в этот день, ни за какие коврижки бы не согласилась так ехать. 

Пока едем, затеваю разговор с бригадиром и выясняю, что работать будем в Бричанском районе, в приграничной с Украиной зоне. У трассы то тут, то там тоже угрюмо стоят люди с ведрами. Бригадир подтверждает: в каждом селе практически все относительно здоровые жители, так как не имеют другой работы, с ранней весны и до поздней осени выходят в полеводческие и садоводческие бригады. 

Пока едем, завожу разговор о сельскохозяйственных лидерах Молдовы. Бригадир их искренне жалеет:

— Думаешь, так просто вырастить урожай? — вздыхает бригадир. — Уж кому-кому, а лидерам в нашей стране не позавидуешь: природа то солнцем засушит культуру, то дождями зальет, а то и градом побьёт. А в этом году еще и ураган... Уж я насмотрелась в этом году: десятки гектаров полей и садов градом выбиты подчистую. Тысячи тысяч они сначала берут в кредит, а потом в прямом смысле слова закапывают в эту землю. И не факт, что удастся собрать столько урожая, чтобы хотя бы вложенное вернуть.

В дороге и бригадир, и водитель успевают выкурить по несколько сигарет. Я, понимая, сколько людей едет с нами в тесном фургоне и вынужденно дышат дымом, злюсь, но молчу.

— Дышать и без дыма в салоне нечем! — слышится сзади.

— Кому не нравится, тот сейчас потопает ножками, — огрызается бригадир.

Я, удивляясь столь категорическому ответу, спрашиваю, зачем она так резко и грубо разговаривает с людьми, которые на нее работают. Ее ответ все разъясняет:

— Я не могу быть мягкой и уступчивой, иначе меня тут же растопчут. Я должна быть жесткой, чтобы держать эту разношерстную толпу в узде, — говорит она, добавляя: — Только силой можно управлять такими стихийно сложившимися бригадами. Каждый день на работу просятся самые разные люди, иной раз и с самого дна общества, поэтому я не могу показаться бесхарактерной или дать слабину — ведь, если лидер увидит, что от бригады мало толку, он откажется выплатить зарплату, а со мной как с бригадиром больше работать не будет.

Не зря Антошка не шел копать картошку

Выгружаемся. Беру ведро и пытаюсь понять, что должна делать. Мне объясняют, что трактор одним рейсом выкапывает сразу два ряда картофеля. На эти ряды с двух сторон становятся четыре человека: двое идут впереди и выбирают крупные и здоровые клубни. Два других идут за ними, они должны выбрать из земли картофель семенной. Между рядами стоят приемщики — люди, которые помогают ссыпать картофель в разного цвета сетки (в синие — крупный, в красные — семенной). Приемщики подготавливают собранный урожай к погрузке: они, чтобы клубни плотней улеглись, сетки утряхивают, завязывают и устанавливают на убранных участках рядами. Прислушиваясь к разговорам, понимаю — приемщикам в поле быть нелегко, многие, в том числе крепкие на вид мужчины, отказываются.

8 утра. Меня определяют в четверку и назначают ряд. Вещи: рюкзак, воду, еду — я оставляю, где все, на краю лесопосадки. В маленькую нагрудную сумку складываю только телефон, очки, запасные перчатки, сигареты. И вот я уже стою на краю бесконечного поля и смотрю на тянущиеся ряды. 

Мой напарник по сбору семенной картошки, по-видимому, заметив ужас в моих глазах, успокаивает: «Выше нос, через каждый проработанный час нам положены 10 минут перекура, а с 13 до 14 обеденный перерыв, прорвемся!». Я опускаюсь на корточки, беру ведро и приступаю к работе. Когда периодически поднимаю голову, вижу впереди сгорбленные спины таких же, как сама, бедолаг, и мне начинает казаться, что я попала в средневековье: бригадир как надсмотрщик переходит от четверки к четверке, подгоняя людей, то и дело покрикивает. Оказывается, просто постоять или посидеть до «перекура» работникам в поле никак нельзя, еще нельзя покидать границы поля — даже в туалет или попить воды. Вышедшему в рабочее время с поля человеку не выплатят денег. Нежелательно отвлекаться на разговоры, а вот в телефон заглядывать запрещено категорически!

Первый мой рабочий час тянется вечность, картошки вокруг видимо-невидимо, она проблескивает сквозь комья земли и пыль светлыми боками, и выбрать ее нужно начисто. Я роюсь, тщательно выбирая среди комьев земли и куч бурьяна клубни, и хвалю себя за то, что правильно подобрала штаны. В них не больно стоять на коленях, и за них совсем не цепляются репья. Как ни стараюсь, за опытными сборщиками картофеля не поспеваю. Бригадир следит пристально. Она переходит на уже убранный мной участок, роется в земле и, о ужас, находит картофелины! Криком требует вернуться. Мне в этот день приходится несколько раз возвращаться, чтобы перепроверять свою работу.

Долгожданный «перекур» в нашей бригаде радости не доставляет. 

Нужно быстрее

Рядом со мной через ряд трудятся ромы. Они работают как пчелки, не каждый за себя, а дружной командой и весело. Из их рядов периодически доносятся громкие голоса, смех и даже песни. Их песни тягучие, сложные, с перепевами, переходами и вечными этими их волшебными «ай, на-нэ». Я на время заслушиваюсь так, что даже забываю о том, что надо работать.

Марьяна, ромка 36 лет, заметив, что я за своими не поспеваю, пересаживается на мой ряд, чтобы помочь. Она учит меня, как собирать картофель: не рыться в земле, а выбирать только ту, что лежит сверху. «Если рыться в земле, тут столько ее можно найти! Мы никогда так не закончим!» — тихо говорит мне Марьяна. Благодаря ее помощи и советам, мне удается быстро догнать свою четверку.

Ромы постоянно подбадривают всех добрыми словами и по-дружески подшучивают. Например, один из них, Игорь, принимающий картофель, несколько раз, помогая высыпать ведро, говорит мне: «Не надо переживать, Вы все правильно делаете, только немного быстрее нужно, постарайтесь меньше рыться в земле, и у Вас получится не отставать от других!».

Он интересуется моим самочувствием и спрашивает, не устала ли я. Когда я, высыпая картошку в очередной раз, замечаю, что не стоит мне «выкать», потому что «работаем в одной бригаде, и тут, в поле, мы все равны, все одинаковы», он усмехается и мотает головой. Показывая мне ладонь, Игорь говорит: «Даже на моей руке и то все пальцы разные, а людей одинаковых или равноценных вообще не бывает. А Вы совсем с другого поля ягодка, только я пока понять не могу, зачем Вы здесь». 

Игорь — первоклассный шутник. С непроницаемым лицом и почти грозным видом он всех поторапливает и на всех покрикивает, но сразу понятно, что не от злости. Когда девушка Ксюша спросила его: «Что ты тут раскомандовался?», Игорь так искренне расхохотался, говоря сквозь смех: «А мне, темнокожему, во-первых, нравится командовать, а во-вторых, нравится смотреть, как трудятся белые». Каждый, кто это слышит, потом еще долго смеется.

Игорь и его 13-летний друг и почитатель. 

Перерыв пролетает быстро

Часть времени на поле я работаю рядом с девушкой Ксюшей. Она, помогая мне догнать мою четверку, рассказывает, о себе. Ей 17 лет, она из многодетной семьи, которая снимает маленький домик на окраине города. Ее старший брат, устав от нищеты, уехал, чтобы заработать денег на свои нужды. Также на заработках ее отчим. Ксюша — старшая среди оставшихся с мамой детей, поэтому она помогает маме по дому и заботится о младших братьях и сестрах. А в поле ходит, чтобы помочь семье заработать денег.

С первого взгляда видно, что Ксения трудолюбивая и отзывчивая девушка. Когда замечает, что я плетусь в хвосте, она бросает свой фронт работы, и тоже, как и Марьяна, приходит мне на выручку.

В 11 часов становится жарко, я уже очень хочу есть и пить. И мне надо в туалет. Ксюша говорит, что скоро будет перекур, мы как раз дойдем до конца ряда и там есть кустики, где можно справить нужду. Я оглядываюсь. Лесополоса, где лежит моя бутылка с водой, почти на горизонте. За 10 минут, которые выделены на отдых, мне никак не успеть сбегать туда, чтобы утолить жажду. 

До обеда еще два часа работы. а мне уже теперь очень хочется попить, поесть и хоть немного отдохнуть, но 10 минут пролетают быстро. Я беру ведро, мы начинаем новый ряд, но теперь двигаемся в противоположном направлении.

Ходить по полю трудно: нога то и дело соскальзывает в глубокую, вырытую трактором траншею, часто приходится спотыкаться о глыбы земли. Я несколько раз, неудачно поставив ногу, падаю. До конца дня я работаю уже на четвереньках. Мне очень повезло с напарником — 25-летним парнишкой, тоже Игорем. Он, работая рядом и наполняя картошкой свое ведро, часто относит высыпать и мое. Я уже так устала, что моей благодарности просто нет предела.

Обувь моя (в центре) и других женщин. На картошке в кроссовках удобно, но нужно было выбрать более легкие.

Обед

13 часов. Наконец, прозвучало долгожданное слово: «обед», поднимаемся по длинным рядам к лесополосе. За ней сад. В саду бригада рассыпается на группы.

В 13 часов бригада идёт обедать.

Чтобы пообедать, прошу разрешения присоединиться к компании девушек. Две Ирины, Люба и Татьяна не против. Они устраиваются на крутом пригорке и объясняют: «Будет немного времени, чтобы отдохнуть, на склоне для спины полезно полежать, вытянувшись в полный рост». Девушки расстилают покрывало (вот чего я не предусмотрела), раскладывают нехитрую снедь. Из еды на покрывале: яйца, хлеб, помидоры, вареный картофель, соленое сало, докторская колбаса. Когда я раскладываю свои запасы, они громко хохочут и спрашивают, когда я это все планирую съесть.

Я так устала, что в перерыве между работой я могу уже только лежать.

Пока едим, девушки рассказывают, что все они работают в этой бригаде с ранней весны и до поздней осени. Труд очень тяжелый, но раз никакой другой работы нет, им приходится трудиться в бригаде.

— Это только так кажется, что мы тут зарабатываем деньги. Да, многие мои знакомые говорят, когда я жалуюсь на работу, что я прибедняюсь. Ведь если посчитать, то, работая без выходных, за месяц в полеводческой бригаде возможно заработать до 10 тысяч леев. Вот только кто тут выдержит без выходных, да если по правде, мы тут не столько зарабатываем, сколько убиваемся и гробим свое здоровье. Сегодня хоть не жарко, а когда летом мы работали на сборе огурцов, жара поднималась до 50 градусов? Это я пока молодая и относительно здоровая выдерживаю, а некоторым летом в поле становилось плохо. Люди от жары падали в обмороки, их рвало, у них кружились головы и поднималась температура. Ты же понимаешь, мы — сезонные работники, государство не обязывает работодателей принимать сезонников на работу официально, и это означает, что у нас нет права на больничный. Когда я заболеваю, почти всегда покупаю медикаменты в долг. Откладывать у меня получается мало, деньги тратятся: мы то дрова купили, четыре куба по 1450 леев на зиму, то за коммунальные услуги надо платить, то старенькой маме деньгами помочь. У нас дома вон туалет покосился. Новый туалет стоил больше 7 тысяч, — рассказывает Татьяна. 

— Вот сегодня ты с нами в первый раз, и скажи-ка, сколько такую работу ты лично сможешь выдержать? Неделю? Месяц? Вон, с нами 80-летняя баба Луша работает. Она живет на социальное пособие. У нее много детей было, она работала на государство мало, на хорошую пенсию не наработала, но жить-то как-то надо? Вот она по бригадам уже 27 лет и мыкается, а сколько человек ее возраста может выдержать? Мы только и делаем на работе, что за ней приглядываем, как бы с ней беды не случилось, — говорит одна из Ирин.

— Очень тяжело нам живется и работается без медицинских полисов. Например, когда прошлой весной я заболела коронавирусом и обратилась в поликлинику, мне выписали несколько рецептов. У кого есть полис, тому часть медикаментов полагалось тогда со скидкой или вообще бесплатно, а у меня получилось заплатить очень дорого, примерно 4 тысячи только за лекарства. Это хорошо еще, что не положили в больницу, пришлось бы еще оплачивать еду, койку, — дополняет слова подруг Люба.

Обеденный перерыв за разговорами пролетает быстро. Впереди еще четыре часа работы. После обеда и отдыха ужасно трудно себя уговорить тем, что надо идти работать. Поднимаемся. В поле почти ползем и принимаемся за работу.

Некоторым после обеда веселей

14 часов. После обеда гораздо сложнее сосредоточиться на работе. Я стараюсь работать как можно быстрее, но ничего не получается, и чувствую себя совсем разбитой и очень уставшей. Хочется просто лечь и уснуть. 

Однако не всем моим соратникам после обеда так же трудно, как мне. Замечаю, что некоторые мужчины выглядят куда бодрей, чем до того, как ушли на обед. Когда прислушиваюсь к их разговорам, становится понятно, что они не только закусывали, но и выпивали. Работа у них идет споро по-прежнему и ладится, зато смеха и разговоров после обеда слышно больше, и работать даже вроде как веселей. Теперь они делают дамам комплименты, громко перекрикиваются, шутят. А вот мне совсем не до смеха: спину сильно ломит, колени болят, вставать и присаживаться больше нет сил. После еды очень хочется пить, но уходить с ряда нельзя, я часто облизываю губы. Они от ветра, пыли и пота, трескаются и пекут.

Ксения не выдерживает

У приемщика Игоря случается «авария»: когда один из парней высыпает ведро с картофелем, дно сетки рвется и картошка начинает просыпаться на землю. Они зовут на помощь Ксюшу. Она быстро приносит с другого ряда новую сетку. Втроем они легко справляются с задачей.

Бригадир начинает кричать, что Ксюша сегодня целый день отвлекается и плохо работает. Девушка возмущается. Они сильно кричат друг на друга и ссорятся. Ксения не выдерживает и выходит с поля.

Дождавшись перерыва, иду разговаривать к бригадиру. Но это не влияет на ситуацию: «Она мне показывает фокусы, и она вышла с поля», — отрезает бригадир и отворачивается.

Я вспоминаю, что Ксения утром сетовала на то, что не пополнила счет и по этой причине на ее телефоне нет интернета. У женщин из бригады узнаю ее номер и перекидываю на него 100 леев — мне очень хочется хоть чем-то поддержать подростка, хоть как-то помочь ей.

С собой можно взять подпорченные клубни

17 часов. До окончания работы совсем немного, и это самое сложное время. Каждые 3-5 минут то один, то другой трудяга объявляют, сколько осталось времени до окончания работы, а я уже еле двигаюсь. Передвигаясь по ряду на коленях, я вообще теперь не поднимаюсь на ноги, просто перекидываю ведро вперед.

Случайно замечаю, что женщины, работающие на соседнем ряду отдельно на целлофановые пакеты откладывают крупный, но в пятнах картофель, и интересуюсь, с какой целью. Оказывается, что работникам с поля брать картофель запрещается. Его можно купить: по 150 леев за сетку. Но можно взять несколько подпорченных клубней, с зелеными или срезанными боками.

Наконец, бригадир выкрикивает: «На сегодня все». Бригада, как зомби, ссыпает собранный картофель в сетки и выходит на край поля. Я плетусь следом. Идти очень трудно, заплетаются ноги, кроссовки соскальзывают с груд и комьев земли, я так устала и измождена, что не удерживаюсь и два раза падаю.

В 18 часов 20 минут начинается посадка в машины. 

Домой поедут не все

Я обессиленно усаживаюсь под деревом и наблюдаю за тем, как люди стаскивают свои пожитки и собираются у машин-душегубок. Вижу Ксению. Она подходит ко мне и благодарит за то, что я скинула деньги на ее телефон: 

— Если бы не Вы, было бы мне совсем тошно, а так я хоть несильно скучала этих пару часов, слушала музыку, смотрела клипы. Жалко только, что телефон сел, осталось всего 2 процента, — тихонько говорит мне девушка, улыбается и направляется к машине.

Она ожидает своей очереди, чтобы занять место, но бригадир, зыркая в ее сторону недобрым взглядом, вдруг кричит: 

— А кто не работал, тот остается и идет домой ножками!

Меня подкидывает от возмущения. Я, не веря своим ушам, вскакиваю и иду объясняться с бригадиром. 

— Вы не можете оставить несовершеннолетнюю тут, в поле! Мы в приграничной зоне, до дома 40 (!) километров. У Ксюши совсем нет денег, сел телефон, она не сможет ни маме сообщить, что с ней, ни попросить никого о помощи! — почти кричу я от возмущения, добавляя: — Имейте в виду, если с ней что-то случится, Вы будете отвечать перед законом. И вот еще, не едет домой Ксюша, и я не поеду!

Когда я закончила свою тираду, среди работников бригады стало тихо. Меня никто кроме нескольких ромов не поддержал: «Ксения, поедешь с нами в машине, мы сделаем тебе место. Нельзя оставлять тут ребенка, так поступать неправильно, несправедливо», — говорили они.

— Ксюша должна была молчать и работать, она сегодня работала плохо, только бегала туда-сюда по полю, и еще у нее слишком длинный язык. В другой раз будет знать, как себя вести, — отрезала бригадир и отвернулась. 

Я остаюсь стоять на кромке поля и наблюдать за посадкой людей. В последний момент у машин остаемся только я, бригадир и Ксения. Я стараюсь не смотреть в сторону девушки — мне за нас, взрослых людей, перед ней стыдно. И на бригадира не смотрю, а смотрю на муравейник у моих ног: мысль о том, что некоторые животные и насекомые ни за что не бросят товарища в беде стучит в голове все навязчивей. Размышления прерывает окрик бригадирши: «Эй ты, красивая, иди в машину, но запомни, это последний раз, когда я взяла тебя на работу», — кричит она Ксении.

Возвращение

В 19.10 толпа грязных, уставших, измученных людей высыпается на место, где утром грузились. Тут к бригадиру быстро образовывается очередь. Я наблюдаю за Ксюшей. Она за деньгами не подходит, она хорошо знает, что ей денег не полагается. Она просто уходит.

Мне, как и другим, бригадир вручает 350 честно заработанных леев. Я бегу за поворот и догоняю Ксению. Делю с ней свой заработок: 150 леев отдаю, оставляю себе 200. Девушка отказывается брать деньги, она говорит, что и так мне должна 100 леев, которые я ей перечислила на телефон, но я непреклонна: «Купи домой хлеба, молока, что-то еще из еды. Мама на тебя надеется, а деньги сегодня ты честно заработала», — настаиваю я. 

Вернувшись к магазину, прощаюсь со своими сегодняшними соратниками. Мне улыбаются, приглашают не стесняться и приходить на работу в бригаду еще. Я никому ничего не обещаю. Я знаю, что больше такого не будет.

В последний момент ко мне подскакивает злющая бригадир. Уж как она узнала, что я поделилась деньгами с Ксенией, я не знаю, но возмущению её не было предела:

— Вы отдали деньги? Ксюше? Зачем? Вы знаете, на что она их потратит?— кричала женщина.

В 19.30 я возвращаюсь в свою квартиру голодная, уставшая и чумазая. Собираясь в душ, раздеваюсь, осматриваю колени, они ярко красного цвета, горят огнем, на голени уже проступили несколько синяков. Болит спина, голова, руки. Зато теперь я хорошо знаю, как работается в полеводческих бригадах.

Наталья Тайшина

Фото автора

• Читайте также:
• Жители Бельц жалуются на посетителей ночного клуба: почему проблема не решается
• У Молдавского озера в Единцах вырос бетонный завод: жители возмущены