Политические обозреватели Виктор Чобану и Алексей Тулбуре в передаче TUK Talks обсуждают несколько тем — от ситуации в энергетике после ударов по инфраструктуре Украины и аварийных закупок электроэнергии в Румынии до ожиданий от завершения ЛЭП Вулканешты — Кишинёв и споров вокруг призывов экономить на фоне праздничной иллюминации столицы. Собеседники говорят о рисках роста тарифов, об отказе от компенсаций и о том, как счета бьют по семьям и пенсионерам, затрагивают газовый тариф и вопрос ответственности Moldovagaz, Energocom и НАРЭ, включая дискуссию о зарплатах руководства НАРЭ. Отдельно поговорили о Приднестровье: прекращение поставок газа, «помощь» пенсионерам как часть нарративов, возможное повторение кризиса, условия Кишинёва и риски гуманитарного коллапса и оттока людей на правый берег. Также в разговоре — бюджет-2026, проблемы фермеров и учителей, необходимость экономического роста и торговый дисбаланс. В завершение — евроинтеграция: старт технических консультаций по кластерам на фоне позиции Венгрии, а также реформа правосудия — критика Венецианской комиссии, вопрос независимости антикоррупционных структур и показательные судебные процессы.

Свет и газ как социальная проблема: нужна отсрочка долгов и понятные решения вместо сокращения компенсаций

Виктор Чобану: «Потребители всегда рассчитываются за всё»

— После атак по украинской энергосистеме Кишинёв был вынужден закупать экстренную электроэнергию в Румынии, но я думаю, что такие отключения прекратятся, поскольку строительство той самой знаменитой ЛЭП Вулканешты — Кишинёв близится к окончательному завершению. Последняя вышка уже давно установлена, сейчас речь идёт о подстанциях, которые должны быть запущены с одной и с другой стороны. Таким образом, снабжение электроэнергией у нас будет достаточно стабильным.

Что касается аварийной закупки, это связано с тем, что Российская Федерация продолжает бомбить энергетическую инфраструктуру в соседней Украине. Особенно достаётся нашей соседней Одесской области: Одесса сейчас практически без света. А наши энергосистемы взаимосвязаны: если раньше в пиковые нагрузки перетоки происходили из Украины в сторону Республики Молдова, сейчас это происходит ровно наоборот. Когда Украина добирает ещё часть энергии, у нас образуется тот самый дефицит. Когда у нас дефицит, мы вынуждены закупать аварийную электроэнергию, докупать, чтобы не было отключений. И, естественно, аварийная электроэнергия по смыслу всегда дорогая: она в несколько раз дороже, чем электроэнергия, которую мы закупаем в рамках долгосрочных контрактов.

Обращение министра энергетики вполне объяснимо. Он обращается к гражданам с просьбой экономить электроэнергию, особенно в часы пик, когда наблюдается наибольшее потребление, — чтобы не закупать вот эту аварийную электроэнергию. На этом фоне меня несколько смущает, так сказать, очень праздничное освещение: весь Кишинёв горит практически, не экономя ничего.

В этом смысле у меня два вопроса к примару, к примарии. Во-первых, это некорректно по отношению к гражданам: граждане должны экономить, примария при этом ни в чём себе не отказывает, и Кишинёв светится как новогодняя ёлка. Сейчас сутки короткие, свет надо зажигать очень рано, и всё это празднично горит. Во-вторых, я думаю, что это некорректно не только по отношению к нашим молдавским гражданам, но и к соседней Украине, которая сидит практически без света. Я думаю, ничего трагического не произошло бы, если бы примар сказал: «В этом году, уважаемые граждане, мы будем не целый месяц освещать столицу нашей Родины, а, скажем, одну неделю перед Рождеством и на новогодние праздники», — либо какой-то более жёсткий режим ввести на праздничное освещение.

Это мои соображения по поводу электроэнергии. Здесь надо упомянуть и ценовые факторы, которые бьют непосредственно по карману. Я уже говорил, что аварийная электроэнергия в несколько раз дороже. Если мы закупаем эти 2–3 пиковых часа, они в общей массе повлияют не сильно, но в любом случае это будет влияние в сторону увеличения тарифа. С другой стороны, мы уже услышали заявление министра социальной защиты о том, что компенсации на те самые 110 кВт с 1 января прекращаются. То есть в любом случае: с одной стороны, нет компенсаций, с другой стороны, тариф будет двигаться в сторону повышения, поэтому экономия — это и разумно, и своевременно.

Если говорить о газовом тарифе, недавно мы общались с представителем компании Energocom, который считает, что с 1 января есть все предпосылки, по его утверждению, для снижения тарифа на 10–12%. А это существенно — 10–12%, учитывая, что у нас достаточно высокий тариф, который до сих пор удерживается.

У нас тарифы утверждает Национальное агентство по регулированию в энергетике (НАРЭ). Высокий тариф на газ связан с тем, что в своё время компания Moldovagaz закупила дорогой газ. Помню, вероятно в позапрошлом году, это был ноябрь—декабрь, как раз когда газ был самый дорогой. И тогда Moldovagaz наконец спохватилась и закупила достаточно большое количество газа. Это спровоцировало ситуацию: тариф при этом не повышался прямо в соответствии с закупочными ценами, что создало отрицательные финансовые отклонения в бухгалтерии Moldovagaz. Теперь уполномоченным по закупке является Energocom. Он закупает электроэнергию. Эксперт говорил, что они уже четыре месяца как накопили положительные финансовые отклонения, которые позволяют снизить тариф, но этого не происходит из-за исторического долга Moldovagaz. Здесь возникает закономерный вопрос: почему исторический долг Moldovagaz переходит к Energocom? Это два разных экономических агента. Да, я понимаю, что доля участия государства в Energocom стопроцентная, в Moldovagaz — частичная, и это связано с государственным управлением, но в любом случае это разные администрации.

Думаю, здесь НАРЭ должно разбираться, а возможно, и некие контролирующие органы. Одно дело покупать газ, когда он стоит 400, и совсем другое — когда ты закупаешь по 600, 700 и дороже. Это ваша ошибка, недосмотр, недобросовестное отношение. Не хочу идти дальше и спекулировать на эту тему, но в любом случае это ответственность Moldovagaz. Но ситуация такова, что государство в лице ANRE не хочет каким-то образом наказывать Moldovagaz за ошибки, а идёт по пути наименьшего сопротивления. Потребители всегда рассчитываются за всё. Такая не совсем правильная ситуация, на мой взгляд, но это наша объективная реальность, и мы с ней вынуждены мириться, поскольку пойти по рынку, поторговаться и сказать, что мы переходим от вас, нас не устраивают ваши тарифы, у нас, к сожалению, нет возможности.

Думаю, что тариф всё-таки на электроэнергию будет повышаться. Вот смотрите: в Румынии тариф был фиксированный, государство тоже субсидиями его поддерживало. Это было связано ранее с ковидом, ещё с другими кризисами. И он держался на фиксированном уровне, равно как и в Украине. Вот нам до сих пор говорят, что в Украине и газ, и электричество дешевле. Там законом установлены определённые тарифы, но государство компенсирует это из других источников. Румыния уже не субсидирует — значит, тариф румынский выше. Это означает, что и общее количество закупаемого электричества по контрактным ценам, потому что из Румынии электричество к нам поступает, будет дороже. То есть тенденция к повышению, мне кажется, объективна, и она уже просматривается. Но здесь самое главное — всё-таки не допускать отключений. Небольшое повышение тарифа мы как-нибудь переживём. Вот с отключениями будет хуже. А отключения могут возникать из-за непрекращающихся бомбёжек.

Мы с Украиной связаны с европейской системой: наша энергетическая система и украинская — с европейской. И мы получаем определённый лимит электричества — на нас и на Украину. Может прийти только энное количество тысяч кВт, которые пересекают границу. Если мы не научимся вписываться в эти рамки и экономить каким-то образом, то мы можем дойти до худшего сценария, когда будут отключения на несколько часов.

Алексей Тулбуре: «Сказать точно, будет ли повышение тарифа, невозможно, то, потому что нельзя предсказать действия России»

— У нас неспособность оплачивать энергоресурсы — это одна из главных проблем населения. После драматического повышения цен два-три года назад люди не могут прийти в себя, не могут оплачивать эти тарифы. И тут решения должны быть со стороны правительства. Я пока вижу только намерение сократить зарплаты, я их называю «бессовестные зарплаты», директоров НАРЭ. Компенсации — это было решением до сегодняшнего дня. Сейчас они уже откажутся от компенсаций за электричество, по газу, по отоплению что-то там пытаются выплатить, но это очень тяжело. Полагаю, надо будет как-то отсрочить эти долги: если люди не могут заплатить, значит, каким-то образом дать им возможность заплатить потом. Эта проблема не решена, она есть, и правительство должно каким-то образом её разрешать. Понятно, что ты можешь с этим мириться, но если ты физически не можешь заплатить, то надо искать какие-то решения, наверное?

Люди вынуждены выбирать и отказываться от каких-то элементарных вещей, от бутылки молока, от каких-то продуктов, чтобы платить за электричество. Это нехорошая ситуация. Понятно, что не мы виноваты во всём этом. Война — в первую очередь то, что делает путинская Россия. Всё это привело к дикому росту цен на всё, к инфляции и так далее. Но мы тем не менее должны искать какие-то решения для всех этих проблем.

Министр Жунгиету говорит, что если мы будем закупать в часы пик аварийную электроэнергию, которая стоит в три-четыре раза дороже, чем та, что мы покупаем в обычном режиме, значит, мы вынуждены будем повысить тариф. То есть у нас появляются так называемые негативные отклонения: тариф рассчитан на определённую цену, а цена всё чаще и чаще становится другой. Она больше, чем учтена в этом тарифе. Вот это имеется в виду.

Сказать точно, будет ли повышение тарифа, мы не можем, потому что мы не можем предсказать действия Российской Федерации. Мы же взаимозависимы: Украина — от нас, мы — от Украины, Румынии и так далее, потому что система так работает, что электроэнергия перетекает оттуда, где её больше и она свободная, туда, где есть дефицит. Но если дефицит во всём регионе, тогда весь регион покупает извне какую-то электроэнергию, потом как-то она распределяется между странами. Она очень дорогая.

Есть ещё другая проблема — сплочённости, взаимосвязанности энергосистемы. Например, в Португалии и в Испании, это юго-запад Европы, самая дешёвая электроэнергия: она стоит около 60 долларов за 1000 кВт, по-моему, за какую-то единицу. У нас она стоит в два-три раза дороже: в пиковые какие-то часы она стоит больше 100. Почему? Потому что где-то в географических пределах Австрии дальше, значит, через Венгрию, Румынию, Балканы нет этой связи с той системой энергетической западноевропейской. Нет перетока электроэнергии. То есть, видите, как много факторов, которые влияют на цены.

Раньше мы жили в Советском Союзе — мы были в изолированной стране. Мы платили какие-то деньги за электроэнергию, за всё прочее: это была система, которая была закрыта. Сейчас мы в открытом мире. Возвращение к закрытой системе невозможно просто физически, потому что мы не хотим ситуации, когда низкая цена компенсировалась из другого какого-то источника, потому что это была такая политика государств. Людям говорили о бесплатной медицине и так далее, хотя ничего бесплатного не было. Всё это формировалось трудом людей. Но, в общем, государство активно участвовало в программах по социальной защите.

Сейчас государство тоже участвует. В Молдове мы видим, что как ответ, как реакция на это дикое повышение цен ввели систему компенсации. Сейчас это правительство почему-то решило частично от этого отказаться. Я думаю, что они должны всё-таки объяснить, почему, что они выигрывают от этого, что взамен людям предоставят и так далее.

Наверное, есть возможность объяснить ещё раз, кому они платят компенсации. Министерство социальной защиты объясняло, что они платят за такой-то объём потребляемой электроэнергии — столько-то, за такой-то объём — столько-то компенсации, за твёрдое топливо они платят меньше, за газ — больше. Не знаю, как сейчас эта система работает. Она была создана при Марчеле Спатаре, министре социальной защиты. Сейчас методика, наверное, та же. Каким-то образом они её используют.

Старый сценарий в Приднестровье возвращается: энергетический кризис, гуманитарные угрозы и борьба за влияние

Виктор Чобану: «Если в Приднестровье не хватит газа на электроэнергию – это будет гуманитарный коллапс»

— Россия по-прежнему будет разгонять свои нарративы, будет использовать в том числе и Приднестровье для какой-то дестабилизации Молдовы в целом, правого берега в частности. Нарративы, собственно, никогда не прекращались. А сейчас такое удобное событие, повод — помощь пенсионерам. В Приднестровье сейчас порядка 100 тысяч пенсионеров. А помощь в 50 долларов за четыре месяца — это не такая большая сумма, но она позволяет поднять хайп по этому поводу на каких-то федеральных каналах, а оттуда уже обратным ходом в Республику Молдова рассказывать, как Россия своих не бросает, Россия всегда поддерживает и так далее.

Нет, Россия, если бы поддерживала, она бы не прекратила в январе этого года подачу газа в Приднестровье, а заблаговременно нашла бы способ через «Турецкий поток» как-то поставлять этот газ — причём в тех объёмах, которые позволяли бы экономике как-то функционировать, а не на этих минимальных оборотах.

Год прошёл: январь начинался с кризиса в Приднестровье, сейчас декабрь, и год заканчивается тем же самым. Говорят, что газ заканчивается, его осталось на несколько дней, может быть, на неделю, и мы ровно перемещаемся в январскую ситуацию. Что делать? Кишинёв, естественно, придёт и скажет: «Мы предлагаем вам эту схему: поставляем газ, европейский газ, но вы должны будете выполнить те же предыдущие требования, которые до конца не выполнены: освободить политических заключённых, снять барьеры и, самое главное, постепенно перейти на расчёты по рыночным ценам. Мы понимаем, что вы не можете сразу с одного лея прыгнуть на 16 леев, допустим, тариф, но постепенно увеличивать этот тариф и рассчитываться за энергоресурсы вы должны».

Вот, в общем-то, разница в подходах. Как поведёт себя Приднестровье? Мы примерно представляем, что приднестровская элита, связанная с силовиками, которая контролируется напрямую из Кремля, будет говорить: «Нет, нам опять Россия поможет, мы будем ждать», — потому что на граждан им, по большому счёту, наплевать.

Но если газа не хватит на производство электроэнергии, это означает, что и воды не будет, ни лифтов, ни телефонов — это будет гуманитарный коллапс.

Подробнее о режиме ЧП в экономике Приднестровья можно прочесть здесь: В Приднестровье снова вводят режим ЧП в экономике из-за проблем с газом

Алексей Тулбуре: «В Тирасполе Россию слушают только кадровые ФСБ-шники»

— Что означает ЧП в экономике для жителей Приднестровья? Мы фиксируем повторение ситуации прошлого года. То есть можно констатировать, что это хроническая проблема, это не несчастный случай — это хроника. Экономика и всё Приднестровье держались на бесплатном газе, который поступал через общую систему газоподачи и через Кишинёв 30 с чем-то лет. На этом работала промышленность, отсюда формировался бюджет. Промышленность работала на бесплатном газе, продавала продукцию и в виде каких-то налогов формировала бюджет, в том числе за счёт электричества на правый берег, за которое мы рассчитывались, в том числе за счёт дешёвой продукции металлопрокатного завода, цементного завода, которую продавали по очень конкурентоспособным ценам, потому что не закладывали в себестоимость энергию.

Сейчас этого уже нет. Что мы наблюдаем? Газ не поступает, предприятия не работают — объёмы газа, поступающие в регион, ограничены. Они объясняют это тем, что европейские банки очень медленно обрабатывают транзакции, переводы денег за газ. Но надо отметить, что это закрытые, непонятные, непрозрачные схемы — через офшоры, через какие-то ближневосточные компании: непонятно, кто платит, не являются ли эти компании подсанкционными. Это очень хитрая схема, в которой участвуют и Россия, и Венгрия, и ближневосточные партнёры.

Что это для Приднестровья означает? Означает банкротство. Банкротство экономическое, банкротство энергетическое, банкротство политическое, конечно. Как говорит Виктор, они выкинут белый флаг, потому что им деваться некуда. Они не то чтобы прямо осознали — я об элите говорю, — люди, наверное, уже поняли, что надо как-то по-другому жить, но элите деваться некуда. Газ не поступает, Украина решает свои задачи. Молдове к этому нужно быть готовой. Они скажут: «Мы умираем от голода, холода, мы не можем выплачивать зарплаты, пенсии и так далее». Кишинёв должен быть готов в этих условиях начинать постепенную интеграцию этой территории по всем параметрам в остальную часть.

Если политического разрешения не будет, если Приднестровье откажется принимать кишинёвский план решения энергетического кризиса и политической интеграции, а у Кишинёва есть план, разработанный вместе с ЕС, у Европейского Союза есть определённые суммы денег, отложенные для закупки газа для Приднестровья, то там начнётся гуманитарный кризис. Люди — существа рациональные и прагматичные: люди начнут переезжать к родственникам на правый берег или, может быть, в свои квартиры, дома на правом берегу — а у многих они есть, — или просто убегать от проблемы.

Это может создать определённое напряжение на правом берегу. Мы справились с кризисом беженцев из Украины, теперь мы должны этот опыт как-то использовать и для того, что может случиться с Приднестровьем. Да, это может иметь какие-то социальные последствия для всех нас.

Почему они это делают? Вот это главный вопрос. Потому что они видят, что теряют этот регион. Это такая жалкая попытка, потому что если бы они хотели спасти, они бы поставляли газ и по-другому к этому относились. Они хотят оставить приднестровцев в качестве заложников своей имперской политики.

Значит, что предлагает Кишинёв? Кишинёв предлагает вместе строить свободную, нормальную страну, чтобы у людей было будущее, была возможность зарабатывать какие-то деньги, жить в новых условиях, потому что жить в условиях заповедника советского уже не получится. Это всё заканчивается рано или поздно. Российская власть говорит: «Нет, мы вас не бросим, вы наши», — и так далее, создавая иллюзию того, что возможно продолжение такого режима жизни. Это обман. Это циничная политическая манипуляция, попытка сохранить своё влияние в регионе, видя, что регион уходит из-под влияния.

Это не феномен сегодняшнего дня. Мы наблюдаем это на протяжении многих последних лет, когда и «Шериф» уже пытается вести какую-то самостоятельную политическую игру. В Тирасполе Россию слушают только кадровые ФСБ-шники, которые сидят в так называемых министерствах безопасности и иностранных дел. А остальные пытаются понять, на каком свете живут, и не очень-то слушают Кремль.

Вот пример: года два назад, по идее Кремля, они созывали съезды депутатов всех уровней. Идея была — принять решение о присоединении к Российской Федерации. Но нет: съезд собрали, депутаты высказались, но единственное, что они сделали, — это обратились к ОБСЕ, ООН, в Спортлото, ещё куда-то по поводу того, что «надо бы что-то с нами делать, потому что сложно нам здесь». То есть не было никакого обращения к Кремлю. Это подрыв доверия региона и людей к способности Российской Федерации содержать этот регион. Отсюда и появляются разного рода такие дешёвенькие варианты — по 50 долларов за четыре месяца: особо не напряглись эти люди из Москвы.

Социальные приоритеты на паузе: дефицит бюджета, долги и «бессовестные» оклады регуляторов

Алексей Тулбуре: «Говорить о неподкупности руководства НАРЭ просто язык не поворачивается»

— По-моему, очевидно, что этот бюджет на 2026 год, который был свёрстан нынешним правительством, нынешним Министерством финансов, — это не бюджет этого правительства. Это наследие, которое они получили от предыдущего правительства. Они только получили мандат, ещё осваиваются в новом качестве. Поэтому какие-то упрёки, какие-то претензии нынешнему правительству мы выдвигать не можем. Это состояние дел на сегодня. Они это констатировали — фактически бухгалтерский документ в каком-то смысле, и политический: финансовая конституция страны. Но он отражает реальное положение дел.

К этому правительству могут появиться вопросы к весне следующего года — это уже довольно серьёзный отрезок времени, за который можно нести ответственность и отчитываться: что ты предпринял для того, чтобы увеличить финансовые возможности помощи фермерам, повысить зарплаты учителям.

Это действительно ненормально, когда учителя получают зарплату ниже средней по экономике. Учителя должны получать зарплату выше средней по экономике, потому что, пусть не обижаются другие профессиональные корпорации, социальная роль педагогов, учителей несравненно выше^; она может быть сравнима с тем, что делают врачи. В руках учителей и настоящее, и будущее страны. Поэтому их надо, соответственно, вознаграждать за труд.

Этот бюджет не решает ни проблемы фермеров, ни проблемы учителей. По фермерам там вообще просто обанкротилась система субсидий. Там долги по субсидиям составляют, по-моему, 1,5 миллиарда. А субсидии следующего года — там ещё 1,5 миллиарда, то есть 3 миллиарда, которых нет в бюджете. Их нет.

Этот бюджет надо принимать, понятно, потому что надо платить пенсии, зарплаты — такие, какие есть. Но этому правительству предстоит изменить бюджет — и нынешний, и следующий — таким образом, чтобы эти самые насущные проблемы можно было как-то решать. А это только одним путём: создание новых рабочих мест, увеличение экономического роста, увеличение денежных поступлений, а значит, и отчислений в бюджет. Другого пути нет. Да, есть заимствования, но у нас тут тоже не очень хорошо дела обстоят: МВФ отказал нам в 170 миллионах долларов, потому что мы не выполнили какие-то свои обязательства. А это как раз были деньги для покрытия дефицита бюджета — это 3 миллиарда леев, которые мы просто упустили, потому что не выполнили какие-то показатели.

Этот бюджет не решает актуальные задачи, но это пока не проблема текущего правительства. Это станет проблемой текущего правительства, когда это правительство либо начнёт выполнять обещанное — обеспечивать экономический рост, инвестировать в предприятия, в какие-то проекты и так далее, — либо провалится в этих своих попытках. Нужен системный рост, который приходит вследствие изменения и усложнения структуры экономики, о чём говорят те, кто беспокоится о сельском хозяйстве: мы должны продавать не сырьё, а переработанную продукцию — не семечки, а масло, не зерно, а муку и так далее. Тогда есть добавочная стоимость, и мы получаем больше денег.

А сейчас у нас катастрофическая ситуация по торговому балансу: мы импортируем в три раза больше, чем экспортируем. Это катастрофа.

Вместе с тем обсуждают, наоборот, ограничение зарплат, в частности для руководства НАРЭ. Их хотят привязать к средней зарплате по экономике, но шесть или семь зарплат — это 100 000 леев. То есть их зарплаты остаются бессовестными: уже не катастрофически бессовестными, а просто бессовестными. Эти потуги правительства — это просто ничего, политический пиар.

Понятно, что снижение их зарплат — это такой жест, чтобы людей успокоить. Но у нас учителя получают ниже среднего показателя по экономике. Я называю этих из НАРЭ «лётчиками»: они просто на кнопки нажимают, а работу всю делает аппарат. Помните такую сказку — «Три толстяка»? Вот они сидят, и им всё подают, только толстяков больше — пять, одиннадцать или сколько их там. Им назначены такие бессовестные зарплаты «за неподкупность», но там сидят люди, которые обслуживали Плахотнюка. Это люди мафии сидят, их оттуда не вычистили. Говорить о неподкупности этих людей просто не поворачивается язык. То есть там всё нарушено, там всё перекошено, там всё неправильно. Поэтому и сокращать им зарплаты на несколько процентов — это ничего, проблема не решена.

Виктор Чобану: «Зачем НАРЭ пять директоров, почему не три, например?»

— Около одиннадцати директоров во всех трёх регулирующих агентствах — ну сократят одиннадцать зарплат на несколько десятков тысяч леев, это не спасёт бюджет. Говорят, что будет новый закон о зарплатах — ну вот тогда уже пересматривайте всю сетку, как-то её выстраивайте.

Вернусь, в контексте общего подхода, к истории, когда нет ответственности за те же финансовые отклонения ни у Moldovagaz, ни у НАРЭ, где аж пять директоров заседают. Агентство имеет целый аппарат чиновников, которые работают, постоянно мониторят, отслеживают цены на заправках и так далее. Зачем пять директоров? Почему недостаточно было троих, например, ещё и с такими зарплатами? Масса вопросов. И эти вопросы вполне закономерны, особенно на фоне общей, я бы сказал, средней бедности нашего населения.

Последнее исследование Национального банка показывает, что только один из четырёх — каждый четвёртый житель — может позволить себе что-то отложить из заработной платы. А трое из четырёх живут от зарплаты до зарплаты, то есть они еле-еле сводят концы с концами.

На этом фоне, конечно, когда говорят, что директора повышали себе зарплаты, устанавливали это внутренним регламентом агентств и повысили себе местами на 140% зарплаты, — конечно, это всё бессовестно.

Переговоры с ЕС идут, но в правосудии нужен внешний импульс: без независимости система не заработает

Виктор Чобану: «Каждый раз, когда решают конъюнктурные задачи за счёт органов правопорядка, заканчивается это не очень хорошо»

— На прошлой неделе стало известно о том, что Европейский Союз запускает технические консультации по трём кластерам с Молдовой, но также и о политической блокировке со стороны Венгрии по официальному открытию переговоров. Стоит отметить, что формальная блокировка Венгрии существует исключительно по отношению к Украине. По Молдове Венгрия не высказывала желания блокировать.

По Украине несколько ранее во Львове приняли процедуру такого начала переговоров в техническом режиме — при отсутствии пока общего политического решения на уровне руководителей Евросоюза. И поскольку это приняли по Украине, то такое же решение приняли и по Молдове. И в целом это очень позитивная новость. То есть мы не останавливаемся и не ждём: примут решение или не примут, будет блокировка или не будет. Мы вступаем уже по трём кластерам в процесс переговоров, и всё это очень хорошо, я считаю. А само политическое решение — когда его примут, тогда и примут.

Есть и некоторые нюансы, конечно. Венецианская комиссия раскритиковала идею реорганизации, объединения специализированных прокуратур. Венецианская комиссия, в принципе, озвучила то, что мы и так все знали. Это была весьма неуклюжая попытка нынешней власти решить некие кадровые проблемы: мы видели, как «уходили» госпожу руководителя антикоррупционной прокуратуры — через объединение прокуратур. Я не против объединения либо разъединения этих прокуратур, либо создания специализированных прокуратур, но я считаю, что это надо делать не конъюнктурно, под решение одной кадровой задачи. Действовать надо абсолютно системно.

Мы же помним, как на протяжении истории у нас создавали центр по борьбе с коррупцией. В результате прошло несколько лет, и мы констатировали, что он никак не борется с коррупцией, а, в общем-то, является некой политической дубинкой для разборок с политическими оппонентами. Потом центр преобразовали, опять поменяли название. Потом долго у нас говорили — буквально два года назад, и даже президент об этом говорила, — о том, что у нас создадут нечто по подобию Румынии: объединят антикоррупционную прокуратуру с центром по борьбе с коррупцией. Этого не состоялось. Потом говорили о том, что у нас будет антикоррупционный трибунал. Такое ощущение, что здесь как раз отсутствует какой-то очень серьёзный системный подход.

Я думаю, что просто надо взять паузу, отступить на два шага назад, посмотреть на всю эту систему и выстроить некую архитектуру, с которой будут согласны все или большинство действующих политических лиц и все остальные, и сказать: «Нам нужна независимая антикоррупционная служба, нам нужна независимая судебная система, и всё это должно выглядеть вот так. И мы все с вами обязуемся в ближайшие пять лет хотя бы не трогать это больше — кто бы ни приходил к власти». Потому что каждый раз, когда мы вот так суетимся и пытаемся решать некие конъюнктурные задачи за счёт этих органов правопорядка, заканчивается это не очень хорошо.

Алексей Тулбуре: «Предлагаю поступить по образу и подобию Киева, который обратился к ФБР и создал НАБУ»

— Надо, чтобы люди понимали: это такие же переговоры, они так же шли бы и при общеполитическом решении. И фактически это общеполитическое решение есть. Нет решения у Орбана, но в отношении Орбана есть подозрения, что он работает на путинскую Россию, а не на идею европейской солидарности, Европейского Союза. Поэтому и приняли такое решение — вести эти переговоры.

Они в любом случае носят технический характер, потому что там о политических вопросах речь не идёт. Речь о переходных периодах, о необходимости принятия тех или иных законов, регламентов и так далее. Поэтому эта работа идёт, значит, каким-то образом. На каком-то этапе вето со стороны Венгрии будет преодолено. Поэтому мы можем всех поздравить с тем, что мы начали переговоры по кластерам: они открыты — украинцы начали, и мы начали, — и пожелать нашим переговорным командам успеха. Вот и всё.

Центр, прокуратура — можно менять до бесконечности эти структуры. У нас есть весь набор органов, борющихся с коррупцией. У нас их даже больше, чем надо: органов «по неподкупности» и так далее.

Проблема в другом. Проблема в том, что у нас дефицит — не то чтобы людей, а готовности. Политический класс не готов действительно предоставить этим органам, прокуратуре независимость, потому что найдутся и грамотные прокуроры и так далее, которые начнут системно разбираться с тем, что у нас происходит.

Поэтому я скажу, может быть, такую не очень радостную весть: я не верю в способность молдавского нынешнего политического класса — я говорю и о власти, и об оппозиции, обо всех, не только о тех, кто правит, — создать независимые антикоррупционные структуры, дать им независимость.

Поэтому я предлагаю поступить по образу и подобию Киева, который обратился к ФБР, к американцам, и под крышей ФБР было создано Национальное антикоррупционное бюро Украины (НАБУ). И это НАБУ как-то выполняет свою работу. Только таким образом мы сможем сдвинуть ситуацию с мёртвой точки.

То же самое касается и судебной системы. Взять, например, судебный процесс против Плахотнюка. Очень показательно то, что происходит. Человек, который захватил государство, создал преступное сообщество, на которого работали премьеры, правительство, парламент, прокуратура, Нацбанк, все структуры по борьбе с коррупцией — все были под его контролем. Его судят за какие-то миллионы: что-то он где-то неправильно сделал. Его должны судить за создание организованной преступной группировки, за узурпацию власти и за грабёж публичных денег на протяжении десятка лет. Этого не происходит.

Он сам всех своих подельников приглашает: составил список и приглашает их на судебный процесс в качестве свидетелей. А судьи согласились с тем, что эти люди должны проходить как свидетели. И приходит его фин Канду и говорит: «Нет, Плахотнюк очень хороший менеджер, это замечательно. Ничего там не было, никакого заговора». Приходит Политова из Victoriabank и говорит: «Что вы — ничего такого!». Все те, кто помогал ему грабить молдаван, сейчас приходят в качестве свидетелей защиты и говорят, что Плахотнюк — гениальный менеджер и никакого сговора не было, было такое счастливое или несчастливое стечение обстоятельств: просто повезло человеку.

Олеся Белая

---

Читайте также:

• Подкуп, бедность и политика — почему схема Шора работает: мнения экспертов
• Дроны над Молдовой, раскол общества и спорные планы мира: мнения экспертов
• Перспективы Молдовы в ЕС, «балканские грабли» и отношения с Россией: мнения экспертов