Политические обозреватели Виктор Чобану и Алексей Тулбуре в передаче TUK Talks обсуждают феномен Илана Шора как «проект» — от входа в политику во времена Плахотнюка и технологии массовой скупки голосов до попытки масштабировать влияние через регионы и провала на парламентских выборах. Собеседники говорят о том, почему часть людей Шора уходит с местных постов, что делать с «Орхейлендом» и «Гагаузлендом», как правоохранительные меры сдерживают подкуп избирателей и почему бедность оставляет для таких схем социальную почву. Отдельно они поднимают тему коммуникации власти с гражданами, отмены компенсаций и необходимости объяснять непопулярные решения, связывая устойчивость страны с экономическими изменениями и прямым диалогом с регионами, включая Гагаузию и Приднестровье.

Бизнес под видом политики: как работал проект Шора

Виктор Чобану: «Шор – это бизнес-проект»

— Шор — преступник. То, чем он занимался в Республике Молдова, никогда политикой не являлось, соответственно, Шор никогда не был политиком.

Взлёт его политической карьеры пришёлся на захваченное государство времён Плахотнюка, у которого был простой выбор: посадить Шора в тюрьму для того, чтобы кражу миллиарда как-то замазать, на потребу публики, либо тот вариант, который произошёл на самом деле. Плахотнюк решил: а не попробовать ли Шора в качестве вот какого-то проекта-спойлера. Собственно, так он и вошёл в молдавскую политику — вместо того, чтобы посадить его в тюрьму, Плахотнюк запустил его на выборы примара в Оргееве, которые Шор, используя с самого начала технологию массовой скупки голосов и раздачи плюшек всему населению, выиграл. Оттуда всё и началось.

Плахотнюку это понравилось, и он решил масштабировать проект Шора, который начал распространяться потом по территории всей Республики Молдова. Дальше мы видели местные выборы, мы видели Бельцы. Во всей красе Шор показал себя в Гагаузии. Ещё раз повторюсь: то, чем он занимался, никогда политикой не являлось. Это такой бизнес-проект, результат которого заключается в том, что нужно энное количество голосов и технология, как купить эти голоса — технология скупки. Здесь надо признать всё-таки в определённой степени выдающиеся способности Шора. В этом смысле он, наверное, был самым эффективным не политиком — ещё раз, но действующим лицом на политической сцене в Республике Молдова. Он эффективней практически всех партий, которые в той или иной степени занимались там раздачей торбочек на выборы — разносили мешки с картошкой и с другими продуктами и так далее. Но это всё было в каких-то рамках. Шор перешёл эти рамки. Он в этом смысле уникален.

Вот его «оглушительный успех» в Гагаузии, где он скупил практически всё: и башканский пост, и большинство Народного собрания — в общем-то, наверное, вершина его околополитической деятельности.

Парламентские выборы были с треском проиграны. Здесь хочется отметить всё-таки позитивную и результативную работу наших молдавских правоохранителей, которые фактически «вырубили» из электорального процесса все партии, так или иначе связанные с Шором, а их было достаточно много, и в явном виде он не участвовал. Фактически остался один «Патриотический блок», где были шоровские голоса, но они были как-то распределены уже по электоральному полю, но решающего значения они не имели. Хочу напомнить, что стратегическая цель Кремля была заявлена после Петербургского экономического форума. Тогда «патриоты», вернувшись в виде блока в Республику Молдова, в лице Додона заявили о том, что они хотят получить 40+ голосов на парламентских выборах, а Шору отводилась как раз роль добрать те самые более 10%, которых не хватало «Патриотическому блоку». И вот вместе они должны были изменить геополитический курс Республики Молдова. Вся эта конструкция, вся эта стратегия кремлёвская с треском провалилась. И когда такие, в общем-то, громадные проекты, по меркам Республики Молдова абсолютно громадные, — мы говорим о десятках, если не сотнях миллионов долларов, потраченных на избирательную кампанию, — то я думаю, что в Москве тоже провели своеобразный разбор полётов и решили, что этот проект в том виде, в котором он замышлялся, полностью провалился. Этот результат — 24% у «Патриотов» и непонятно сколько у Шора — не оправдал себя. Я думаю, это признание Кремлём своего монументального поражения в Республике Молдова, что не означает, что Кремль уходит из Молдовы, но это означает, что будет некий переходный период: когда будет анализ того, что произошло, будет поиск новых механизмов, возможно, новых действующих лиц, которые будут представлять Кремль в Молдове. И дальше всё это продолжится.

Между делом, Шор нашёл себе новую нишу, и он, как фокусник со своим чемоданом, в котором есть всё что угодно, переехал в Киргизию, и уже мы читаем, что там организовал телевидение, тренинг ИИ — в общем, со всем этим своим чемоданом фокусника он уже находится в Киргизии. Передислоцировался Шор.

Объявление Шора о создании народного фронта — это чистой воды спекуляция. Шор ушёл из Молдовы — на этом можно поставить точку.

Кстати, многие пришли к выводу, что сделано это обращение с помощью искусственного интеллекта, поскольку Шор без галстука, он не моргает и ещё несколько там каких-то деталей было подмечено, но не суть. Ключевая фраза в его так называемом видеообращении — что все социальные программы вернутся опять в Молдову, сразу после чего изменится режим. То есть Шор предоставил полную свободу гражданам поменять правящий режим, а тогда, возможно, когда-нибудь он в каком-то виде вернётся в Республику Молдова. Я считаю, что он закрыл проект, тем более, что ему вряд ли интересно уже играть в «молдавские бирюльки», где надо раздавать сотнями леев деньги по всей территории Республики Молдова, когда в Киргизии находится 12 криптобирж как минимум, и это новая территория, и там он оперирует в интересах Кремля, чтобы обходить финансовые санкции против России, которые Запад установил. И оперирует он, в общем-то, уже миллиардами долларов. Поэтому мы его не увидим.

Алексей Тулбуре: «Москва от идеи, что Молдова должна принадлежать «русскому миру», не отказывается»

— В чём суть этого проекта Шора? Это захват власти, захват государства, захват институтов, которые ты себе подчиняешь в своих собственных корыстных интересах. Это Плахотнюк, это Шор, это то, что они делали сейчас в Гагаузии. Цель — воровать и не отвечать за это, если объяснять по-простому. А все социальные проекты, сети и так далее — для того, чтобы перетягивать на свою сторону население, определённую часть людей, которые будут политически его поддерживать.

Шор, в общем, это такой эпизод в истории — даже не противостояния, а взаимодействия, противостояния, если можно сказать, — между Москвой и Кишинёвом. Это эпизод в попытке Москвы восстановить контроль над бывшими своими территориями, как они считают: территориями, которые они контролировали, бывшими территориями империи.

Вернётся ли Шор или другие люди этим будут заниматься — это сути не меняет. Москва от идеи, что Молдова должна принадлежать «русскому миру», не отказывается. В этом смысле постоянно будут попытки эту проблему решить. И я, например, надеюсь, что Шор всё-таки вернётся и отсидит в тюрьме положенное. А вернётся ли в Молдову «собирательный Шор» в том же размахе и масштабе, который мы наблюдали в последние годы, зависит от того, как мы, Молдова, нынешний правящий политический класс, справимся с теми задачами, которые перед нами стоят.

Если мы будем проводить трансформации, реформы, если люди будут видеть изменения жизни к лучшему, если мы, в конце концов, войдём в Европейский Союз, то уже вот эти проекты мы в таком виде не увидим в Молдове. Молдова будет принадлежать другому пространству, пространству демократическому.

Это не значит, что Москва не будет пытаться влиять. Мы видим, что они действуют и в Германии, и во Франции, в Соединённых Штатах, и в Румынии — везде, где могут. Тем более сейчас технологически это возможно: новые информационные технологии позволяют это делать. Но не таким образом — когда просто скупались институты, примэрии, парламентские фракции, да что там — Национальный банк, как при Плахотнюке, когда всё работало на этого человека: правительство, парламент, Национальный банк, прокуратура, Центр борьбы с коррупцией и так далее.

Был депутат Серёжа Сырбу — он был важным элементом в краже миллиарда. Надеюсь, он ещё ответит за это. Он был автором поправки, которая позволила снять ограничения на суммы, выдаваемые банками в виде кредитов и так далее. Потом были те, кто сняли ограничение на выдачу правительственных гарантий под кредиты — тот же Лянкэ. Был Танасе в Конституционном суде, который закрепил, что это решение было конституционно. Там всё государство «работало». Вот в таком виде уже этого не будет.

Поэтому ушёл Шор — замечательно. Начинают уходить какие-то его люди — вот примар Тараклии ушёл, ушла Кочу из Оргеева, из муниципального совета Бельц уходят какие-то люди. Массовой сдачи я не вижу: их около 330 местных советников, около 40 с лишним советников второго уровня и 30 примаров, если я не ошибаюсь. Кто-то уходит, но некоторые ещё остаются.

В чём смысл ухода полностью? Наверное, вывести этих людей из-под внимания нынешнего правительства, чтобы потом использовать их в других каких-то проектах. Процесс создания новых партий не прекращается. Постоянно кто-то появляется, кто-то исчезает и так далее.

Вот у нас появилась партия «Pentru Țară» («За страну»), которую возглавил Валентин Чимпоеш — бывший примар Басарабяски. Наверняка кто-то — не Чимпоеш, а кто-то ещё — стоит за этой партией. Посмотрим, что они будут продвигать. Если увидим Лупу в этой партии и Кочу — всё понятно...

Какой может быть дальнейшая судьба шоровских «Орхейленда» и «Гагаузленда»

Виктор Чобану: «„Ленды“ Шора — это не бесплатно»

— «Орхейленд», «Гагаузленд» — это то, что было с самого начала видно и произвело какой-то медийный эффект. Но надо всегда иметь в виду, что это очень маленький процент от наворованных денег в процентном соотношении. Так всегда делается. Алексей уже говорил, что цель проекта Шора, а до него Плахотнюка, — это был захват государства с целью его ограбления. И вот какие-то крохи из награбленного возвращаются в виде вот таких «Лендов» для избирателей, для того, чтобы они говорили: «Мы едем в этот „Ленд“ и там всё бесплатно», — но это не бесплатно. Бесплатного ничего не бывает никогда. Даже в этом случае — аренда, содержание, это какие-то деньги.

Сейчас эти объекты должны войти в нормальную циркуляцию финансовых систем. Примарии могут выступить инициаторами: взять их на баланс, оценить дебет, кредит и как продавать билеты — возможно, по символическим ценам, поскольку там в основном дети посещают. Вот, собственно, и всё.

Хотя подозреваю, что он вернётся в виртуальном пространстве: из Киргизии к нам будут поступать сообщения, где будут рассказывать, что все киргизы уже миллионеры в криптовалюте, и молдаванам надо срочно перечислить на определённый счёт все свои сбережения, чтобы стать также миллионерами. Вот примерно так может быть.

Алексей Тулбуре: «Шор ничего не успел сделать, кроме каруселей»

— У нас есть в Кишинёве спортивно-концертный комплекс «Арена». Это такой мафиозный проект был, извините меня. Не имеет значения, что сейчас происходит, но изначально это было: это мафия задумала построить Колизей для того, чтобы предоставлять толпе зрелище, закрывать рот. Такой пиаровский проект. Они его построили, хотели ещё подворовать, загрести вокруг земли — там был очень комплексный подход.

«Арену» построили, а мафию мы сковырнули. Что делать с этим комплексом? Разрушать? Глупее идеи не придумаешь. Вот сейчас уже кто-то предлагает сносить «Орхейленд», «Гагаузленд». «Арену» взяло на баланс государство, отдало в управление какой-то компании, там происходят какие-то события.

Шор ничего не успел сделать, кроме того, что карусели построил. Пусть местные примарии берут их на баланс и управляют. Вот и всё.

Почему феномен подкупа избирателей не исчезает: цена голоса и цена бедности

Виктор Чобану: «Хотелось бы, чтобы власть объясняла ситуацию в стране»

— Предыдущие выборы и меры, которые были приняты правоохранителями, — а это, мы говорим, о тысячах людей, которые были оштрафованы, — я думаю, что этот сигнал всё-таки дошёл, и люди будут сейчас осторожно к этому относиться. Потому что получить 1000 леев, а потом штраф 37 000 леев — цена ошибки достаточно наглядная.

Будет ли продолжаться такая практика? Я думаю, что искушение велико. Многие, тем более из тех, кого мы подозреваем в том, что они будут продолжателями дела Шора, вряд ли сами — им придумают некие новые схемы финансирования, продолжат попытки продвижения этой технологии скупки, пусть и скрытой, голосов, но они будут более осторожны.

Организаторы всего этого — уже больше 10, если не 15, руководителей районного звена шоровской организованной преступной группировки — либо уже получили реальные сроки, либо находятся в процессе следствия, либо их дела где-то в судебных инстанциях и так далее. То есть и на этом уровне тоже люди будут думать десять раз перед тем, как принимать такие предложения: например, будет новая схема, якобы безопасная, криптовалютная, где невозможно отследить.

Наши правоохранители прекрасно всё отследили — тот же «Промсвязьбанк», получили каким-то образом доступ к этим базам данных. Я не знаю, кто-то их сдал из шоровцев или как это было, но они поимённо знали всех, кто участвовал во всём этом. Поэтому, ещё раз повторю, риск для потенциальных участников всегда будет присутствовать. И я очень надеюсь, что они десять раз подумают перед тем, как начинать воспроизводить эти схемы подкупов избирателей.

Хотя структура бедности у нас по-прежнему очень жёсткая. У нас каждый третий гражданин находится ниже черты абсолютной бедности. Это доходы меньше 180 евро на человека в месяц. Недавно Национальный банк проводил опрос — у них цифры по тому, как люди живут, могут ли они откладывать. Только каждый четвёртый может откладывать хоть какие-то деньги. Причём речь не идёт об инвестировании. Это большинство, кстати, 57% держит деньги наличными. И только, по-моему, 10% из этих 25% — это значит 2,5% из общего числа — во что-то инвестирует, а 3/4 населения живут от зарплаты до зарплаты. Вот такая у нас структура населения по доходам.

Это постоянно надо иметь в виду, потому что когда ты говоришь: «Мы с Нового года больше не компенсируем электричество», — это, естественно, бьёт по уязвимым слоям населения. А если брать пенсионеров, а это 700 000 человек, из которых 1%, наверное, имеет какие-то хорошие пенсии, а все остальные всё-таки находятся в зоне бедности и в зоне уязвимости, — то для них это очень существенно. Далее по отоплению снижение компенсации — это очень и очень болезненные меры. И об этом надо говорить.

Я бы хотел видеть и министра экономики, и премьер-министра, который бы объяснял ситуацию: сейчас у нас вот такой бюджет, который мы не можем до конца года свести, это вынужденные меры. Но нельзя просто сказать: «Мы в следующем году снимаем компенсации», — это нехорошо.

Алексей Тулбуре: «Коррупция политическая расцветает там, где расцветает нищета»

— По-моему, достаточно показательны процессы, которые происходят. Открыты уголовные дела, наложены штрафы. Я думаю, в этом смысле очень много было сделано за последний год. С момента референдума по парламентские выборы люди, в общем, поняли, что себе дороже в этом участвовать. Цена участия в этом может быть очень велика.

То, что должны делать власти, — это укреплять функциональный потенциал полиции, прокуратуры, судебных органов, разработать некий протокол действий, который позволяет этим структурам реагировать быстро и быстро принимать решения, зная, что этот феномен присущ нашей стране. Даже если где-то этого нет, но у нас это есть, значит, надо прописать в каких-то документах. Ну и, конечно, самая лучшая защита от всего этого — надо повышать доходы населения. Это всегда надо подчёркивать, что люди, у которых достойные доходы, зарплаты, пенсии и так далее, они десять раз подумают, прежде чем ввязываться в такого рода вещи сомнительные.

Мы должны хорошо думать о людях, и это правильно — хорошо думать о людях, потому что люди понимают, как важно соблюдать закон, как важно не идти на сделку со своей собственной совестью. Многие понимают, что то, что они делают, — это не очень хорошо, но они вынуждены брать эти деньги, потому что это вопрос не выживания, но вопрос решения каких-то текущих и важных проблем.

Поэтому до выборов в Гагаузии ничего не будет, но то, что предстоит в среднесрочной перспективе, — это то, о чём говорит правительство. Мы должны обеспечить экономический рост. И главное, чтобы этот рост и эти трансформации были ощутимы.

В этом смысле мы видим, что как-то вот не совсем получается. Правительство говорит одно, на деле почему-то получается другое. Мы это видели при Речане. Он говорит: «Не будет повышения тарифа», — только прошли выборы, сразу повышение тарифов.

Поэтому правительство, во всяком случае, должно подумать, как оно общается с собственным населением, потому что люди видят всё, всё понимают: ты говоришь одно, а делаешь другое. Многие даже не задумываются о том, что этому правительству всего 2 месяца, они ещё даже документы, которые им в руки попали, не все перелистали. Понятно, что они в начале пути.

Я не исключаю, что в следующем году будут какие-то фундаментальные изменения. Но надо так и сказать: мы пришли, нашли проблему, мы не сводим концы с концами, мы бюджет не знаем, как покрыть, поэтому мы там сокращаем, тут понижаем, тут вводим какие-то дополнительные налоги. Зато к маю, к июню мы планируем то-то и то-то. Вот так они должны себя вести, чтобы люди понимали, что происходит. А так говорят одно, а делают другое — это и отмена компенсаций, и ввод налогов на посылки и так далее. На посылки налог получится для самых необеспеченных, потому что люди не от хорошей жизни покупают то, что дёшево. Тут в пять раз дороже — любой рациональный человек будет там покупать, а не здесь, и плевать ему на интересы правительства. Человек преследует свои интересы, а то, что у правительства что-то там не сходится, так ты сделай так, чтобы сходилось, но не за счёт самых уязвимых. То есть это такой социально-экономический аспект проблемы.

Если посмотреть по соцопросам, какие самые большие проблемы, то цены на энергоносители будут где-то в топе. Это действительно ударило по многим, потому что, если вспомнить, сколько стоил газ и как повысилась цена и тариф повысился, потом он чуть понизился, но он далеко от того показателя, который был до пандемии, до войны. То же самое по электричеству. В этих условиях, когда цены на электричество и тарифы на вот эти услуги остались высокими, и ты при этом отменяешь компенсацию, которая была введена именно потому, что цены поднялись, это вообще непонятно. То есть мотив остался, предпосылка к поднятию осталась, а сама компенсация исчезла. Снизь тариф, не плати человеку напрямую, но компенсируй тариф тогда. Разные механизмы бывают. А просто: мы сняли, а потом новый министр соцзащиты говорит: «Мы будем платить самым уязвимым». А что в лексике и в методологии изменилось? Когда вводили эту компенсацию, то же самое сказали: «Мы будем платить уязвимым». Что-то изменилось? Была же создана методология, проверялись люди и так далее.

Мы, конечно, понимаем, как плох феномен подкупа избирателей, электоральной коррупции, просто коррупции населения. Но мы должны остановиться и посмотреть глубинные причины этого.

Когда правительство принимает такие решения, не объясняя, а потом удивляются: «А почему люди берут деньги у проходимцев всяких?» Потому что больше ниоткуда. Берут деньги, потому что такие условия жизни. Ты сделай так, чтобы человек не нуждался в этих деньгах, и тогда будет легче. С этой коррупцией не просто полицейскими методами, а и экономическими методами надо бороться. Вот это понимание должно быть у политического руководства страны: что коррупция политическая расцветает там, где расцветает нищета, проблемы. Это решай.

Нет в Голландии или во Франции такой коррупции — там никто не покупает голоса, не ходят, не раздают по 200 евро на домохозяйство или по 500 евро домохозяйству, чтобы они голосовали за ту или иную партию, потому что их прямо там свяжут добропорядочные граждане соответствующих стран и сдадут в полицию. А у нас их принимают, любят, обожествляют и ждут — когда уже Илан Миронович придёт, денег даст.

Почему уходят ставленники Шора и что будет дальше: как может перераспределится политическое влияние

Виктор Чобану: «Когда заканчиваются деньги, ставленники Шора плюют на всё и уходят»

— Возможно, это сценарий, спущенный сверху, но для сценария не хватает массовости — два примара и один советник от Шора пока что заявили об уходе. Не думаю, что феномен будет массовым, по той простой причине, что эти люди единожды продались Шору, а сейчас они находятся на достаточно хлебных местах советников, примаров и так далее. И какой им смысл? Просто Шор свернул финансирование, но они уже достаточно хорошо себя чувствуют, поэтому уходить не будут.

Почему ушёл Лупов из Тараклии, почему ушла Кочу? Наверное, это наиболее яркие представители. Кстати, объявив об отставке, Лупов, в общем-то, опроверг свою независимость, о которой он говорил. То есть он подтвердил то, что он следует указу Шора из центра, и поэтому он покидает эту должность. То, о чём все мы догадывались, было подтверждено самим мэром: он уходит.

Почему он уходит? Я думаю, что у него были опасения по этому поводу. Многие районные представители Шора уже с уголовными делами, не исключено, что за ними последовали бы мэры шоровские и ещё какие-то такие наиболее значимые фигуры.

Поэтому, наверное, проще было подать в отставку, не появляться, не рисковать собственной шкурой для того, чтобы отвечать. Шор свернул свою деятельность, он объявил о том, что ничего больше не финансируется, что и повторили подавшие в отставку мэры: «Мы не можем дальше финансировать проекты, потому что Шор нам больше не выделяет финансы».

Кстати, видео Лупова тоже непонятно откуда было — он же не приехал на местное телевидение или не записал его у примарии, чтобы выступить перед тараклийцами.

Мы же прекрасно помним тот скандал, когда Таубер и остальных обвиняли в том, что они украли из российских денег 10 миллионов. То есть пока схема работала, было откуда красть, было интересно. Схема прекратилась — значит, и интерес пропал.

Очень надеюсь, что жители других городов, где ставленники Шора, критически переосмысливают информацию и видят, и понимают, что пока было что красть и что пилить, эти люди участвовали, что-то обещали и даже выигрывали выборы — наверняка на заднем плане с фотографией или экраном с Иланом Шором. А когда деньги закончились, тогда они просто плюют на это всё и испаряются. Я надеюсь, что это ещё один урок, в том числе и гражданам из других населённых пунктов, которые должны делать выводы из этого: бесплатного сыра не бывает. Может быть, на следующих выборах уже кто-то сделает определённые выводы и не будет верить вот этим космодромам, аэропортам, бесплатному газу и всякому прочему. Было же совершенно очевидно, что этого никогда не будет.

На самом деле нужен подробный аудит, чтобы посмотреть, куда именно тратились бюджетные деньги. Потому что я уверен, что и мэр Оргеева, и мэр Тараклии всегда это выдавали за благотворительность или благоденствие «великого и могучего» Илана Шора. А на самом деле, я думаю, что большинство денег — это были примарийские. Да, проезжая эти населённые пункты, можно отметить, что есть какие-то изменения к лучшему. Но большинство денег, я по-прежнему считаю, что это деньги бюджетные, и только часть, возможно, поступали от Шора в виде спонсорских. Но ставленники Шора всегда выдавали это за то, что это всё Шор.

Алексей Тулбуре: «Шор, к сожалению, станет частью народной мифологии»

— Для этих людей, которые подали в отставку, — а это наиболее идеологизированные, приближённые к Шору люди, — потерян смысл их нахождения в местной публичной власти, потому что они рассматривали своё участие в молдавской политике, участие в местных выборах как часть большего проекта: захвата местной публичной власти, потом центральной власти.

То, что на парламентских выборах ничего не получилось, означает провал проекта в целом. Останутся те, кто находит смысл в работе на местном уровне, — это большинство советников и примаров из тех, кто не уйдёт. Они погружаются в дела местного сообщества, в дела соответствующего населённого пункта, пытаются решать эти проблемы — они останутся, потом успешно мигрируют от Шора, перетекут в какую-то другую партию. Как у нас, в общем-то, и происходит.

Тот же Лупов — человек даже полгода не находился в Тараклии. Это местная власть. Это некий янычар, образно говоря, который был послан султаном или визирем приглядывать за какой-то территорией, потому что скоро мы все единым фронтом выступим и захватим Стамбул. Эти отставки означают, что они не видят политической перспективы нахождения на этих постах. Плевать им на нужды Оргеева или Тараклии в данном случае, или Бельц. А это серьёзные населённые пункты, это города, где проблем выше головы. Нет, они уходят.

Плюс ко всему я им приписываю некоторые такие масштабные замыслы, а на самом деле, может быть, просто зарплаты перестал им выплачивать Шор. А он выплачивал советникам по тысяче-две евро, наверное, примарам — по пять тысяч евро. Это серьёзные деньги по молдавским меркам, да и вообще: и в Европе это очень хорошие деньги. Значит, мы правы, когда говорим о том, что Лупову, в общем, было всё равно, что происходит в Тараклии. По его поведению видно: если он отсутствовал по полгода, а когда ему приказал Шор уйти, он просто уходит, просто оставляет тараклийцев.

Шор, к сожалению, станет частью народной мифологии, что был такой Фэт-Фрумос — Илан Миронович Шор, который боролся со всякими балаурами, но ему не дали. Сейчас он осчастливливает киргизов, но будем надеяться, что когда уже киргизы окончательно станут счастливыми, то он ещё вернётся. Такое второе пришествие. То есть по устоявшимся лекалам мифологии это всё будет строиться. Думаю, что на это и рассчитано: сейчас не имеет смысла тратить миллионы, потому что конъюнктура не очень благоприятная, давайте мы его отзовём. Пусть в народном сознании формируется некое представление о несостоявшемся счастье, которое сейчас путешествует в других местах, потом оно вернётся. Это всё будет в политических технологиях использоваться.

Я не вижу механизмов отстранения от участия в выборах тех людей, которые сегодня являются членами Народного собрания Гагаузии, может быть, за исключением Константинова, против которого открыты уголовные дела. Там больше половины из них считаются людьми Шора, и они, по всей вероятности, будут опять участвовать в очередных выборах.

Эта проблема решается законом о люстрации. Мы с господином Чобаном были частью оппозиции в своё время — антимафиозной, антиплахотнюковской, — и мы предлагали такой небольшой закон о люстрации: люстрировать тех, кто тем или иным образом был связан с Плахотнюком. Коммунистическую люстрацию или посткоммунистическую мы пропустили, последующее освобождение от захвата государства давало нам возможность. Этого не произошло. Сейчас я не знаю, кто этот закон может принять: в Народном собрании, естественно, против самих себя они не будут голосовать, в Кишинёве тем более сейчас не готовы. Поэтому они будут участвовать, и большинство из них, наверное, просто пройдут опять в Народное собрание.

Другое дело: в чём новизна этих выборов? Например, в том, что Кишинёв заявил о том, что будет поддерживать или будет выдвигать каких-то своих кандидатов. Кишинёв не абстрактный, а PAS — значит, надо полагать, это проевропейские кандидаты. Они не будут делать погоды в Народном собрании, даже если будут избраны, но это возможность этим людям ездить по региону, рассказывать, представлять свою политическую программу, как-то общаться с людьми.

Социалисты, наверное, улучшат свои показатели, потому что свято место пусто не бывает, а власть не любит вакуума. Ушли люди Шора, пришли люди, может быть, те же, но они уже Додона, например, или кого-то ещё.

Ситуация на юге в целом — и в Тараклии, и в Комрате, и в Гагаузии в целом — не будет меняться прямо на следующих выборах. Ситуация будет меняться тогда, когда мы будем наблюдать системную политическую работу по разъяснению того, что делает страна, чем живёт, работу по включению этих территориально-административных единиц в общий процесс по евроинтеграции.

Когда наши болгары и гагаузы поймут, что евроинтеграция и Молдова — это касается их в равной степени, так же, как касается молдаван и прочих, что это общее дело республики. Это не направлено против них, это направлено на то, чтобы мы жили как-то получше, как-то современнее. Модернизация — это осовременивание страны.

То, как мы жили, Советский Союз — это такое своеобразное средневековье, советская власть очень деградировала к своему концу. И вот мы из средневековья должны сразу перейти в эру информационных технологий без особого переходного периода. Европейский Союз нам даёт такую возможность. Он говорит: «Ребята, вот что надо менять в этом направлении, в этом направлении, в этом направлении, чтобы соответствовать чаяниям времени, вызовам эпохи. Потому что то, что происходит в других частях мира, например, в той же России, — это варварство, это отсутствие демократии, это авторитаризм, это отсутствие правового государства. Людей бросают в тюрьмы, тюрьма — это не место исправления, коррекции человека там, а элемент политического и физического подавления людей, которые думают иначе, это наказание за инакомыслие. То есть тюрьма — это часть политической системы, которая нацелена на подавление. Есть такая часть мира — хотите так жить, как в России, живите. Нет — значит, давайте мы будем вместе как-то это всё менять».

Но, повторяю, Кишинёв должен по-другому себя вести в отношении юга страны и севера тоже, но юга — даже больше. Надо приезжать. Главная предпосылка начала социальной сплочённости — это готовность говорить с теми, с кем ты даже не хочешь говорить или тебе неприятно. Но ты идёшь и говоришь, и объясняешь: ребята, Молдова — наша общая родина, и будущее у нас общее, и без вас мы не можем, давайте вместе думать.

Когда ты спрашиваешь и просишь человека: «Скажи и ты своё мнение, поучаствуй», — он идёт и участвует. А когда ты говоришь: «Да ты враг, мы тебя терпим здесь», — если бы мне кто-то такое говорил, я бы вёл себя так же, как гагаузы или болгары, сказал бы: «Да пошли вы, знать вас не хочу».

Простые, казалось бы, вещи. Вот то же самое сказала дипломат, новый посол ЕС: «Идите говорите с Гагаузией, говорите с Приднестровьем — нужен прямой диалог. Не сидите в Кишинёве, не исключайте людей, без этого не будет европейской интеграции».

Но это настолько очевидные вещи — неужели должен человек из Европы формулировать это в Молдове. Всё понятно, почему это должен говорить европейский дипломат, а не наши политики — не только говорить, но и делать.

Олеся Белая

---

Читайте также:

• Дроны над Молдовой, раскол общества и спорные планы мира: мнения экспертов
• Перспективы Молдовы в ЕС, «балканские грабли» и отношения с Россией: мнения экспертов