На смену прежним способам лечения наркомании в психиатрических больницах пришла метадоновая (заместительная) терапия. «СП» выясняла, помогает ли решить тяжёлую проблему эта методика. Одно замещают другимСуть этой терапии заключается в том, что пациенту, употреблявшему наркотики, в частности, тяжёлые опиоидные, например, героин, ежедневно предписывают потреблять определённое количество метадона. Этот медицинский препарат человек получает под контролем врача. Оптимальная доза, как пояснил нам нарколог Виктор Кривой, каждому подбирается индивидуально. В идеале дозу метадона постепенно снижают, вплоть до полной отмены. В Бельцах число таких успешных случаев победы над наркозависимостью составляет около 5 % от общего числа пациентов. Также индивидуальным является и срок прохождения терапии, рекомендуемый — от полугода. Что такое метадон?Метадон является опиоидным анальгетиком и в этом качестве применяется за рубежом в клинических условиях. В организме он воздействует на центральную нервную и сердечно-сосудистые системы, гладкую мускулатуру, оказывает обезболивающее и успокаивающее действие. Передозировка препарата может привести даже к летальному исходу. Однако, как говорят специалисты, риска практически нет, поскольку определение оптимального объёма контролирует врач.Число пациентов растётКабинет выдачи метадона в Бельцах появился в 2007 году. Расположен он в консультативном центре при муниципальной больнице. «Начинали мы с одного-двух пациентов, максимум десяти. На сегодняшний день к нам ежедневно приходят 83 человека. Это не только бельчане, но и жители городов и сёл севера страны», — рассказал Виктор Кривой, подчеркнув, что на протяжении полугода количество пациентов сохраняется на уровне до 90 человек в день.Выигрывает общество Заместительная терапия является частью программы снижения рисков. От её использования выигрывает общество в целом, считают эксперты. «При условии правильного применения данного лечения можно получить целый ряд преимуществ. Человек, во-первых, прекращает принимать нелегальные наркотики, а значит, снижается риск инфицировать себя или других. Речь идёт о ВИЧ, инфекциях, передающихся половым путём, гепатитах и других заболеваниях. Во-вторых, снижается риск смертности от передозировок. В-третьих, наркопотребители попадают в поле зрения медиков, следовательно, не только метадон принимают под контролем, но и могут принять решение о лечении заболеваний, которые приобрели. Очень важно, что человек, отказавшийся от наркотиков, может нормально строить личную жизнь, выполнять свои обязанности хорошего мужа и отца и попытаться устроиться на работу. В некоторых европейских странах пациентам заместительной терапии дают право управлять автомобилем, у нас этого нет. Также следует отметить, что в данной ситуации должна потерять актуальность проблема столкновения с органами правопорядка, потому что человеку больше не нужно искать незаконные способы и средства приобрести наркотик. В очень многих исследованиях, дающих оценку заместительной терапии, подчеркивается именно этот аспект. Снижение криминального фона — это тот первый эффект, который общество ощущает практически сразу. Да, зависимость останется, но она становится контролируемой благодаря используемому препарату», — рассказала руководитель организации «Молодёжь за право на жизнь» Алла Яцко.Обязательства под личную ответственностьНаркозависимые, решившие воспользоваться метадоновой программой, становятся на учёт у нарколога и берут на себя обязательство отказаться от потребления наркотиков и соблюдать предписания врача. Здесь же они узнают, что садиться за руль не имеют права. Однако, как поведёт себя пациент, выйдя из кабинета, никто не знает и проконтролировать соблюдение требований не сможет. Как нам сообщили в полиции, в городе были зафиксированы случаи, когда за рулём машины, даже такси, задерживали пациентов, которые, приняв метадон, выпивали алкоголь или какие-то психотропные вещества.«У нас есть тесты, позволяющие определять, какой наркотик принял человек. Бывает, что к нам на освидетельствование полиция привозит граждан, которые, как выясняется, являются участниками метадоновой терапии», — пояснил Виктор Кривой. По наблюдениям врачей, число таких пациентов может доходить до 30 %. Что заставляет пациентов нарушать требования программы? Неправильное к ней отношение и специфика самого препарата. Если пациент воспринимает метадон как бесплатный наркотик и для этого принимает терапию, то очень быстро он разочаровывается, потому что препарат не даёт того ощущения эйфории, которое он искал. И, как следует ожидать, принимает что-то ещё, чтобы «догнаться». Пациентам — бесплатноПациенты метадоновой терапии за препарат ничего не платят. До сих пор программа существовала на средства Глобального фонда для борьбы со СПИДом, туберкулёзом и малярией. С прошлого года фонд прекратил финансирование, за исключением услуг психосоциальной помощи. Теперь финансирование программы осуществляется из двух источников: с одной стороны, средства поступают из национального бюджета, с другой — из Кассы обязательного медицинского страхования. Средства второго источника, как пояснила Алла Яцко, поступают пока для ограниченного числа пациентов метадоновой терапии в Кишинёве.«Метадон снимает физическую зависимость, однако остаётся зависимость психологическая», — признаёт Виктор Кривой.«Психосоциальной поддержкой наркозависимых занимается наша организация. В 2017 году прекратится финансирование этих услуг Глобальным фондом, и это бремя будет переложено на республиканские или местные власти. Пациенты пока никаких изменений почувствовать не должны были», — поделилась Алла Яцко. То, что борьба с наркоманией требует многоаспектного подхода, ясно многим, но найдутся ли источники финансирования для всех «фронтов» работы, покажет время. Три судьбы пациентов Несколько пациентов заместительной терапии рассказали «СП» о своём опыте приёма метадона и изменениях, произошедших в жизни. «За это время я женился, устроился на работу…»Андрею 32 года. Начинал он с лёгких наркотиков, в опасность которых не верил. «Сначала "баловался" коноплёй, потом перешёл на таблетки… два-три года… и в конце принимал уже опиум около пяти лет. В общем, переходил на всё более тяжёлые наркотики. Опиумные годы были адом, потому что каждый день нужно было думать, где украсть деньги, чтобы утром "раскумариться". Деньги нашёл — нужно искать, где купить. Нашёл где купить, вышел — поймала полиция. Ни о какой личной жизни или работе даже речи не шло». Заместительную терапию Андрею предложили врачи в тюрьме, где он отбывал срок за кражу. Освободившись, он продолжил приём препарата. «Метадон я пью уже пятый год и чувствую себя физически комфортно. За это время я женился, устроился на работу и у меня родилась дочка. Не буду скрывать, пока я кололся, заразился ВИЧ, гепатитом С, туберкулёзом, потом ещё проблемы с позвоночником появились. Метадон меня бодрит, без него я не знаю, как смог бы работать и содержать семью. Насколько я знаю, у него есть обезболивающий эффект и он снижает токсичность тех препаратов, которые я принимаю для лечения от туберкулёза, гепатита и в терапии ВИЧ». Единственная проблема, по его словам, может заключаться в графике приёма препарата: «Если человек устроился на работу, а по каким-то причинам получить свою дозу метадона до 8 часов утра не может, значит, он рискует потерять работу. Начальник раз закроет глаза на опоздание, второй раз, а на третий просто уволит. Найти работу сегодня сложно, особенно если за плечами судимость».«Бросил полтора года назад»Руслану 39 лет. В юности он профессионально занимался спортом и даже четыре раза выезжал выступать в составе сборной по гандболу. Так получилось, что он, ярый противник наркотиков, в 19 лет пристрастился к ним, причём начал сразу с одного из тяжёлых — опиума. Этому способствовала криминальная среда, в которую он попал. Сначала в Москве начал «работать» в группе карманников, затем в Одессе, а когда набрался опыта, вернулся в свой город. «С деньгами проблем не было. Я не воровал, чтобы купить наркотики, а к опиуму пристрастился, потому что деньги были. А "сел на систему" по глупости. Товарищ предложил расслабиться, привёз в гараж, где всё это варилось, а в углу сидел живой скелет. У меня после первого укола была передозировка, но наутро я сам взял такси и вернулся в гараж — понравилось сразу. Дальше — больше. Это такое дело, что для зависимости хватить одного-двух раз. В системе я был около 15 лет». По словам Руслана, сообщение о том, что он заразился ВИЧ, стало настоящим ударом для его близких.«Сам я воспринял это спокойнее, потому что понимал, что если колюсь, то опасность заражения очень велика. Но родные не отвернулись, они всячески старались мне помочь. Помню в 90-х какой-то армянский учёный заявил на весь мир, что изобретено лекарство от ВИЧ. Я лежал в больнице, когда прибежал папа. Взрослый мужчина плакал, показывал газету со статьёй и говорил мне: "Смотри, сынок, всё может решиться. Я всё продам — машину, дом — только бы помогло"». Первый опыт участия в метадоновой программе провалился. «В 1997 году мне грозил первый срок за рэкет и вымогательство, но обошлось. А в 2000-м уже посадили за грабёж. Потом ещё один срок. Когда в лагере узнал о метадоновой программе, которая тогда только внедрялась, решил попробовать. Психологической подготовке и разъяснению того, что это такое, зачем это нужно, особого внимания не уделялось. У меня отношение к метадону было как к бесплатному наркотику, а не как к возможности начать новую жизнь. Этот препарат вначале не разводили сиропом, не буду говорить как, но мы выносили дозы и кололись. Кроме того, в ход шёл димедрол и другие доступные препараты». На свободу Руслан выходил с желанием менять свою жизнь к лучшему, но попал совершенно в другой мир с изменившимися людьми. Держался несколько месяцев, попытки найти работу не увенчались успехом, и он сорвался. «Я довёл себя до того, что уже даже не мог ходить. Спасло желание жить, поддержка родных и жены. Никогда нельзя отказываться от помощи близких, каким бы ты сильным ни был, в одиночку справиться с проблемой не получится. Я пришёл в себя, начал работать. Друзья, конечно, удивлялись, когда видели меня в робе, замешивающего цемент. Но ничего. Потом устроился подсобником, мы занимались утеплением балконов. Промышленный альпинизм связан с риском, поэтому хорошо оплачивается. А когда появились большие деньги — снова появился наркотик». Повторные попытки пройти метадоновую терапию наконец принесли ожидаемый результат. «Я сам пытался отказаться от метадона, но "спрыгивал" с большой дозой. Через месяц вернулся и постепенно снижал дозу до минимума. Уже полтора года я ничего не принимаю. Большую часть людей, которые пьют метадон, вы не отличите от других — у них семьи, дети, работа, адекватное поведение. Теперь я уже понимаю, что эта программа — решение проблемы, но только при правильном подходе». «Самое сложное — адаптироваться к трезвому образу жизни»Вадиму 44 года, из моих собеседников у него самый большой опыт наркопотребления. «Я начинал с опиумного мака в 21-летнем возрасте. Потом стал колоться. Пару лет кололся, потом "перекумаривался" немного, обычно до полугода, и снова начинал колоться. А в Москве пристрастился к "дикому" (уличному. — «СП») порошковому метадону, который продаётся наряду с кокаином, героином и другими тяжёлыми наркотиками».О существовании метадоновой терапии в Бельцах он знал давно и, когда вернулся в родной город в начале осени прошлого года, обратился к наркологу, чтобы его включили в программу.«Та доза, которую я получаю ежедневно, не оказывает никакого одурманивающего эффекта, она просто позволяет мне физически чувствовать себя хорошо. Важно то, что каждый день ты получаешь одну и ту же дозу, в то время как в обычных условиях наркоман стремится дозу повышать и в результате за короткое время теряет всё, что было. У меня есть знакомый, очень обеспеченный человек, который буквально за год растратит всё, а ещё за год набрал столько долгов, сколько у него было денег».Вадим на своём опыте проверил верность утверждения, что любая зависимость имеет психологический аспект, а наркотическая — меняет отношение к жизни.«Без наркотика человеку жизнь кажется серой и унылой. Ломка — не самое страшное, если человек борется с болью, это его дисциплинирует. Но как только ломка заканчивается и начинаются будни — вот тут-то и начинается главное испытание. Потому что ярких красок, которые давал наркотик, нет, ничто не радует: ни общение с близкими, ни отношения с женщиной — ничто. Этого испытания многие не выдерживают и снова начинают колоться».В этой ситуации, по словам Вадима, важно найти цель. «Всё зависит от того, как ты себя настроишь и получится ли у тебя наполнить свою жизнь другим смыслом, не связанным с наркотиком. Я нашёл его в необходимости работать, приносить пользу людям и зарабатывать деньги. У нас ?? есть планы написать проект, который бы позволил многим получать новую профессию — бармена-официанта или специалиста по наращиванию ногтей. Стимулом совсем прекратить терапию для меня станет необходимость сесть за руль. К тому моменту, когда появится машина, я буду готов снизить дозу и выйти из программы».Вячеслав ДОЛГОВСравнение ПолезноСпоры о методике — противники в России и ТуркменистанеПрограммы заместительной метадоновой терапии проводятся в 106 странах мира: во всех странах Америки и Западной Европы, во многих странах Восточной Европы и Балтии и даже в большинстве стран СНГ. Всемирная организация здравоохранения, как и Организация Объединённых Наций, официально поддерживает заместительную терапию и считает её одним из наиболее эффективных методов лечения опиоидной зависимости. Из стран СНГ в своем неприятии данной терапии выделяются Россия и Туркменистан. Противники приводят ряд аргументов, в числе которых чаще всего звучат: — метадон — это синтетический наркотик, получается, что определённый наркотик заменяется наркотиком; — у метадона более продолжительный, чем у других опиоидов, синдром отмены: у героина он длится около двух недель, у метадона — около месяца, значит, отказаться от него сложнее; — совмещение приёма метадона с инъекциями героина не снимает проблему передозировки; — у метадона, как у большинства препаратов, есть побочные эффекты, и он даёт массу осложнений. Показательной в данном контексте могла бы стать ситуация в Крыму, где проводилась данная терапия, но прекратилась с момента включения полуострова в состав России. Как заявил специальный посланник ООН по СПИДу в Восточной Европе Мишель Казачкин, из 805 крымчан, которые до присоединения Крыма к России подвергались заместительной терапии, «от 80 до 100» уже умерли. «Причины смертей, по имеющимся у нас данным, — в основном суицид и передозировка», — уточнил Казачкин. Российская сторона настаивала на опасности этой терапии. «Уровень смертности среди тех, кто подвергался заместительной терапии, в 10 раз выше, чем среди невовлечённых в эту бесчеловечную схему. По сути, на Украине действовала система физического истребления наркопотребителей», — сообщил руководитель Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктор Иванов на совещании Государственного антинаркотического комитета, проходившего в Крыму. По его мнению, печальная статистика говорит сама за себя: в Крыму за три года умерли 200 метадоновых «клиентов». О том, почему Россия придерживается диаметрально противоположной позиции в вопросе необходимости внедрения заместительной терапии, в вопросах её эффективности и своему видению ситуации в Крыму, «СП» попросила высказаться представителя фонда Рылькова Максима Малышева (Москва). — Почему такая сложная ситуация в России? Тут несколько факторов: это и общественное мнение — особое, наркофобское, и сложившаяся политическая ситуация. Известно, что директора Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков Виктора Иванова связывает с президентом страны Владиром Путиным многолетняя дружба. Сюда же следует отнести не совсем верное понимание того, что является результатом данной терапии и какова её цель. Очень часто российские политики и чиновники от здравоохранения заявляют о своей позиции примерно так: «Ну они же не лечатся, а продолжают оставаться наркоманами, но только употребляют какие-то медицинские вещества, а не уличный наркотик». Это явная подмена понятия «лечение». На мой взгляд, в данном случае лечение заключается в снижении последствий приёма нелегальных наркотиков: людям не нужно воровать, чтобы найти деньги на новую дозу, они могут нормально работать, вернуться в семью, позаботиться о своём здоровье и, самое главное, те, у кого ВИЧ, принимать антиретровирусную терапию, а те, у кого его нет, не подвергать себя опасности заразиться им. А есть ещё туберкулёзные больные (с активной фазой заболевания) или, к примеру, беременные наркозависимые женщины. Все препараты для снятия абстинентного синдрома, проще говоря, ломки, крайне вредны для плода, поэтому для женщины в положении метадоновая терапия — это шанс родить доношенного здорового ребёнка. Иными словами, цель данной программы — вернуть наркозависимого к тому образу жизни, когда он может строить отношения в семье, работать, а также сделать его, грубо говоря, менее опасным для общества и менее подверженным рискам того, что он сам заразится или кому-то передаст определённые заболевания. Эффективна ли данная терапия? Я практик, поэтому ответить на данный вопрос могу исходя из опыта. Я был в Праге, Берлине, на Украине, где практикуются метадоновая и бупренорфиновая терапии, и на основании того, что увидел, могу свидетельствовать, что данная программа при должной её реализации работает. Что на самом деле произошло в Крыму? Я не социолог, ко мне не стекаются статистические данные, повторюсь, могу судить об этом только на основании своего опыта. В Крым я поехал через месяц после его присоединения к РФ и общался с теми, кто ранее находился на метадоновой терапии, чтобы понять, как изменилась жизнь тех 800 с лишним людей, которые вдруг остались без неё. По моим данным, до этого никто не умирал. Получился фарс в стиле, в котором любят работать многие чиновники от здравоохранения и госнаркоконтроля не только в России, но и на всём постсоветском пространстве. Наркозависимым после референдума стали снижать дозировку, потому что стало понятно, что препарат, объявленный в РФ вне закона, больше завозиться не будет. К пациентам приезжали чиновники в белых рубашках, которые успокаивали: «Не беспокойтесь! Мы каждого обеспечим качественным наркологическим лечением. Вас примет любой наркологический центр». Та малая часть наркозависимых, которые успели выехать в реабилитационные центры РФ, столкнулась сначала со всеми прелестями бюрократии — документы, заключения и прочее, а затем с реалиями российской наркологии, которая ничего не могла им дать, потому что в своём развитии задержалась на уровне 50—60 годов, когда наркомания считалась признаком психологического заболевания, следовательно, медиками использовались препараты из области психиатрии. В результате несколько человек от безысходности покончили жизнь самоубийством, ещё несколько сбежали из «наркологичек». В Санкт-Петербурге двое таких пациентов не вынесли методов детоксикации и умерли от передозировки на улице. Те, кто там остался, перешли на аптечные наркотики. Когда я в мае был в Крыму, то видел таких людей, которые целыми днями пытались заполучить таблетки, содержащие наркотические вещества. Украинская сторона заявляла, что около ста человек погибли после отмены терапии. Я не знаю, так ли это. Но двое знакомых, к которым я ездил в Крым, погибли, — заключает Максим Малышев.Этот материал подготовлен на средства гранта, предоставленного Государственным департаментом США. Мнения, заключения и выводы принадлежат автору и не обязательно отражают позицию Государственного департамента США.